Резкая критика психоанализа вплоть до начала 80-х годов была обусловлена тем, что это направление создавало наиболее ощутимые трудности обучению с опорой на единую методологическую систему. Когда в 60-х годах начали получать распространение зарубежные тесты, предназначенные для оценки интеллекта и обследования личности, ведущие московские психологи развернули схоластическую дискуссию с целью доказать неприемлемость применения тестов вообще. Они считали, что количественное выражение результатов тестирования заслоняет качественную картину психических процессов. Настоятельно рекомендовалось использовать только методики, хотя методики представляли вариации на тему произвольно вычлененных фрагментов возбраняемых тестов. Таким образом, вместо напрашивавшегося сочетания качественного и количественного анализа при тестировании процесс обследования противопоставлялся результату или сам процесс предлагалось трактовать как результат. Истинная причина неприятия тестов заключалась в том, что многие тесты допускали адекватную интерпретацию только с использованием элементов психоанализа; «деятельностный» подход, применение понятий «значение» и «смысл» выглядели слишком искусственными. В тот период актуализировалось характерное для авторитарного сознания разделение на «своих» и «чужих», которое приняло форму разделения на представителей «чистой» психологии, правильно понимающих теорию деятельности, и прочих исследователей. В последующем оторванность от практики получила компенсацию в подготовке так называемых «практических» психологов, вероятно, в дополнение к якобы существующим «психологам-теоретикам». К последним нередко ошибочно относят многочисленных психологоведов. Так или иначе, происходил постепенный отход от догматизма.
Ленинградская психологическая школа, сформировавшаяся под влиянием идей В.М.Бехтерева и А.Ф.Лазурского, традиционно отличалась обращенностью к проблеме личности.
В.Н.Мясищев вслед за К.Марксом, который определял личность как совокупность всех общественных отношений, характеризует личность прежде всего как «систему отношений человека к окружающей действительности». («Понятие личности в аспектах нормы и патологии»; 1966). В своих исследованиях Мясищев большое внимание уделял патологии личности. Он соглашался с критиками, упрекавшими фрейдовский психоанализ в биологизации личности, но одновременно указывал, что «критика психоанализа авторами, стоявшими вне психоаналитической школы, имела скорее умозрительный характер, не подкреплялась эмпирическим материалом».
Об относительно прозападной ориентации Ленинградской школы свидетельствует факт введения зарубежных тестов в исследовательский арсенал еще в период 60-70-х годов, но ленинградцам тоже была свойственна устремленность к глобальности. Об этом красноречиво говорит название труда Б.Г.Ананьева «Человек как предмет познания». Ананьев, считающийся основоположником синтетического человековедения, пытался экспериментально обосновать взаимодействие социальных, биологических, педагогических факторов в формировании любых психических проявлений человека. Любопытен интерес Ананьева к идеям Тейяр де Шардена, который видел свое призвание в переустройстве христианского вероучения в соответствии с требованиями науки.
Представители Ленинградской школы, отчасти в силу идеологических причин, особенно не оттеняли теоретический контекст (нередко неофрейдистский), в рамках которого зародились используемые в практической работе методы. Опыт зарубежной психологии ассимилировался не вполне дифференцированно, обычно под знаменателем системного подхода, что вызывало справедливую критику московских коллег в отсутствии концептуальной последовательности.
Казусы в оценке выдающихся психоаналитиков проще всего объяснять внешними препонами, довлеющим влиянием марксистско-ленинской идеологии. Так и делают некоторые из тех, кто недавно видел в учении Фрейда чуть ли не идеологическую диверсию, а сегодня поет ему аллилуйю и уже марксизм объявляет псевдорелигией и мифом. В свою очередь с научно-исторической точки зрения совершенно несостоятельны попытки истолковывать леонтьевские рассуждения о смыслообразовании в духе экзистенциальной и гуманистической психологии. Первоисточники показывают, что такие марксистские мыслители, как Л.С.Выготский и А.Н.Леонтьев, сами инициировали анализ психологических знаний прежде всего с философских и политических позиций, они во многом способствовали формированию идеологического запроса и в последующем порой становились пленниками собственных заблуждений. Мы не случайно называем этих ученых мыслителями, потому что область их научной деятельности не просто четко выделить. На самом деле синтетическая направленность со всеми плюсами и минусами имеет некоторые истоки в истории отечественной мысли, в ментальности крупных ее представителей. Известный мыслитель В.С.Соловьев был одновременно философом, поэтом, публицистом. Он предпринял попытку «великого синтеза» христианского платонизма, немецкого классического идеализма и научного эмпиризма. На пороге XX века прославился оригинальностью мыслитель-утопист Н.Ф.Федоров. Высшая цель науки, по Федорову, воскрешение предков («отцов»). Путь к воскрешению он видел в овладении силами природы, переустройстве человеческого организма, управлении космическими процессами. Сила этих мыслителей — в комплексном рассмотрении явлений окружающего мира, стремлении осмыслить мир в его целостности, слабость — в неоправданном смешении богословия, философских построений и научных теорий. В ошибках отношения к психоанализу тоже ярко проявился своеобразный синкретизм. Обращает внимание обилие в трудах ведущих психологов эпитетов: общий, обобщение, большой и т.п. Может быть, именно желание преодолеть подспудную склонность к чрезмерному синтезу рождает бесконечные споры о сходстве, различии и иерархии понятий индивид, характер, личность, индивидуальность, делает столь актуальным и мучительным определение психологами своего предмета.
Читать дальше