Андрей Гнездилов - Лабиринты души

Авадейра знал, что родные донны никогда не согласились бы на этот союз, — значит, Габриэлла бежала со своим возлюбленным. Изнывая от ревности, кипя ненавистью, дон Алонсо заявил, что отпускает англичанина на волю, а донну Габриэллу берет в плен, чтобы возвратить на родину.

— Сеньор Авадейра! — сказала Габриэлла спокойно. — Клянусь Всемогущим, что перед алтарем этот человек стал моим мужем. И вам не разорвать этой связи.

О, если бы она умоляла его, просила, требовала, проклинала!.. Но Габриэлла больше не вымолвила ни слова. Команда англичан не была вооружена и не могла сопротивляться. Тем не менее, когда дон Алонсо повернул руль на восток, увозя Габриэллу, судно ее возлюбленного двинулось вслед за ним. Авадейра хладнокровно отдал приказ стрелять. Когда у англичан свалилась грот-мачта и они начали отставать, донна Габриэлла скользнула на корму и прыгнула в воду. С обоих судов мигом спустили шлюпки. Дон Алонсо видел, что противники опережают его. Быстро сгущались сумерки, и он видел англичанина, готового броситься в волны. Он поднял пистолет… Нет, нет, это англичане начали стрелять, чтобы помешать испанцам. Не важно… Голова донны Габриэллы исчезла под водой и больше не появлялась. Он привез грустное известие ее семье и отслужил панихиду.

— Так что же мне еще вспоминать? — спросил дон Алонсо у старухи.

— Конец, — ответила Блонделен.

И он вспомнил конец. Да, он принял бой первым из Армады, когда, отправившись в разведку, наткнулся на английские суда в проливе. Его судно изрешетили насквозь, но он сумел вырваться. Ночь помогла ему скрыться. Утром сквозь туман он снова увидел вражеские корабли. Волосы на его голове встали дыбом, когда в подзорную трубу он рассмотрел противника. На него шли все те суда, которые он потопил на своем веку. Дон Алонсо прекрасно помнил их все. Подняв флаг, с отчаянием обреченного он бросился навстречу. Один за другим опускались на дно враги «Золотого Альбатроса». Он снова был победителем. Оставалось лишь одно небольшое судно. Авадейра скомандовал «огонь», но матросы стояли недвижно — вышли все боеприпасы. Судно приближалось, неотвратимое, как возмездие. Золоченые буквы на борту складывались в имя Габриэллы. Не было видно ни одного человека на вражеском корабле, но уже через несколько секунд они сцепились борт к борту. Дон Алонсо выхватил шпагу, но никто из команды не посмел вступить на палубу англичанина. Суеверный ужас охватил испытанных воинов. А меж тем корабль противника стал медленно опускаться в воду, увлекая за собой испанцев. Авадейра один рванулся вперед. Судно оказалось пустым. В капитанской каюте по-прежнему висел портрет Габриэллы, но на лбу ее чернело маленькое отверстие. Алонсо сорвал портрет и увидел, что на стене нет следа от пули…

— Почему нет пули? — воскликнул он, не смея ответить себе.

— Пуля попала в затылок, — раздался голос Блонделен. — Это ты убил Габриэллу.

Капитан Авадейра пошатнулся и стал терять сознание. Хозяйка «Соленого пуделя» склонилась над ним. В одно мгновение лицо ее изменилось.

— Габриэлла! — побелевшими губами прошептал капитан. — Ты жива?

— Да, — ответила она. — Бедный мой Алонсо, наш спор окончен. Искусство побеждает жизнь, а любовь — высшая форма искусства, и убить ее невозможно, так же как разлучить любящих. И та капля любви, которая была у тебя, дала тебе возможность еще раз встретиться со мной, чтобы получить последний урок.

Теперь старуха обратилась к капитану Бельгэму, и его жизнь встала перед его глазами, послушная воле Блонделен. Потомок славных мореплавателей, которые заслужили почетное прозвище морских лордов, он с юных лет готовился продолжить путь предков. Основательные познания в морском деле, высокие связи при дворе распахнули для Бельгэма двери Адмиралтейства. Однако судьба, сулившая ему блестящую карьеру, не тронула его сердце. Еще в юности он испытал странное потрясение, и с тех пор единственное, чего искал Бельгэм в жизни, было одиночество. Событие, для стороннего взгляда не представлявшее ничего особенного, для чуткой души молодого человека оказалось определяющим. Как-то в лунную ночь на берегу Бельгэм услышал женский голос, поющий протяжную грустную песню. Чем больше он слушал ее, тем больше им овладевало томление, священный трепет и, наконец, внезапно проснувшаяся жажда любви, которой он дотоле не испытывал. Мелодия сливалась с плеском волн, бледным сиянием лунных лучей, с волшебством ночи, с сердцем самого Бельгэма. Все выше взлетал таинственный голос, и в нем уже не оставалось ничего человеческого, — но вдруг падал, как камень, и тогда преображался в рычание зверя, исполненного страсти и гнева. Забыв обо всем на свете, завороженный Бельгэм двинулся к мысу, откуда доносилась песня. Страх охватывал его при мысли, что он увидит легендарную сирену или русалку с рыбьим хвостом. Но он увидел юную ведьму. Бесстыдно нагая, с накидкой распущенных серебряных волос, способных соперничать с кипящей пеной прибоя, она была тем совершенством, которое воплощал ее дивный голос.