П Успенский - Новая Модель Вселенной

Эволюция органических форм в смысле развития новых видов и классов в царстве природы «научно» обоснована целой серией фактов, которые, как полагают, подтверждают ее. Эти факты взяты из сравнительной анатомии, морфологии, эмбриологии, палеонтологии и т.п.; однако в действительности все эти факты искусственно подобраны для доказательства теории эволюции. Каждое десятилетие отрицает «факты», установленные в предыдущем десятилетии, и заменяет их новыми; но теория остается незыблемой.

Уже в самом начале, при использовании идеи эволюции как биологического понятия, было сделано смелое допущение, без которого создать какую-либо теорию было бы вообще невозможно. А в дальнейшем, то, что в основу было положено лишь допущение, прочно забыли. Я имею в виду знаменитое положение о «происхождении видов».

Дело в том, что если строго придерживаться фактов, то эволюцию, основанную на отборе, приспособлении и устранении, можно принять только в смысле «сохранения вида», ибо лишь эти факты можно наблюдать в жизни. А появление новых видов, их формирование и переход из низших форм в высшие фактически никогда не наблюдалось. Эволюция в смысле «развития вида» – не более, чем гипотеза, которая стала теорией вследствие неправильного понимания. Единственный факт здесь – это «сохранение видов». А вот как они появляются – мы не знаем; и не следует обманываться на этот счет.

В данном случае наука, шулерски передернув, подменила одну карту другой. А именно: установив эволюцию разновидности, или породы, она приложила тот же закон эволюции к видам, воспользовавшись методом аналогии. Такая аналогия совершенно незаконна, и говоря о «шулерском передергивании», я ни в малейшей степени не преувеличиваю.

Эволюция разновидности – установленный факт; но все эти разновидности остаются в пределах данного вида и весьма неустойчивы, т.е. при изменении условий они через несколько поколений изменяются или возвращаются к первоначальному типу. Вид – это твердо установившейся тип; как я уже сказал, изменение вида никогда не наблюдалось.

Конечно, это вовсе не значит, что все, что называют видом, представляет собой устойчивый тип. Вид таков лишь по сравнению с разновидностью, или породой; последняя является типом, изменяющимся буквально у нас на глазах.

Из-за огромной разницы между разновидностями и видами прилагать к видам то, что установлено по отношению к разновидностям, будет, по меньшей мере, «сознательной ошибкой». Масштаб этой сознательной ошибки и почти поголовное приятие ее в качестве истины ни в коем случае не обязывают нас принимать ее или предполагать за ней какие-то скрытые возможности.

Кроме того, данные палеонтологии далеки от подтверждения идеи регулярного изменения видов; напротив, они опрокидывают идею вида как чего-то определенного и устанавливают факт скачков, замедлений, попятных движений, внезапного появления совершенно новых форм и т.п., которые с точки зрения упорядоченной эволюции объяснению не поддаются. Точно так же и данные сравнительной анатомии, на которые склонны ссылаться «эволюционисты», обращаются против них же самих" например, оказалось, что совершенно невозможно установить эволюцию отдельных органов, таких как глаз, органы обоняния и т.п.

К этому следует добавить, что само понятие эволюции в чисто научном смысле претерпело значительные изменения. Существует большая разница между популярным значением этого слова в наукообразных «очерках» и «общих обзорах» и его подлинно научным смыслом.

Наука пока не отрицает эволюцию, но уже признает, что само слово выбрано неудачно. Предпринимаются попытки найти другое слово, которое выражало бы менее искусственную идею и включало бы в себя не только процесс «интеграции», но и процесс распада.

Последнее положение станет ясным, если мы поймем обстоятельство, на которое указывали выше, а именно: что у слова «эволюция» нет антитезиса. Это с особой отчетливостью обнаруживается в случае применения принципа, выраженного в слове «эволюция», к описанию общественных или политических явлений, где результаты дегенерации или разложения постоянно принимают за эволюцию, а эволюцию (которая уже в силу смысла этого слова не может зависеть от чьей-либо воли) постоянно смешивают с результатами преднамеренных действий, которые также считаются возможными. Фактически, появление новых социальных или политических форм не зависит ни от чьей-либо воли, ни от эволюции; чаще всего они представляют собой неудачные, неполные и противоречивые осуществления (пожалуй, лучше назвать их «неосуществлениями») теоретических программ, за которыми скрываются личные интересы.