Кевин Даттон - Мудрость психопатов

Когда помощники входили в аудиторию, нервы у всех были на пределе. Но кто из студентов будет самым лучшим «таможенником»? Насколько надежными окажутся хищнические инстинкты психопата в данном случае? Или нюх на уязвимость откажет ему?

Результаты были просто невероятными. Более 70 % тех, кто продемонстрировал высокие показатели по самозаполняемой шкале психопатии, правильно выбирали укрывателя носового платка; среди обладателей низких показателей таких оказалось только 30 %.

Определение великолепной возможности может быть частью навыков серийного убийцы. Но оно может пригодиться и в аэропортах.

В 2003 году Рейд Мелой, профессор психиатрии Школы медицины Калифорнийского университета в Сан-Диего, провел эксперимент, который можно расценивать как оборотную сторону эксперимента с алым носовым платком. Да, традиционные «позорящие человечество» психопаты славятся своей способностью чуять нашу уязвимость. Но они известны и тем, что нагоняют на нас страх. Истории из клинической практики и отчеты из повседневной жизни изобилуют высказываниями тех, кто столкнулся с этими безжалостными социальными хищниками: таинственными, интуитивными афоризмами типа «у меня на загривке волосы стали дыбом» или «у меня мурашки поползли по телу». Но есть ли в этом какое-то зерно истины? Оказываются ли наши инстинкты на высоте? Выбираем ли мы психопатов так же безошибочно, как они — своих жертв?

Чтобы выяснить это, Мелой задал 450 специалистам в области правопорядка и психиатрии вопрос: испытывали ли они странные физические реакции, интервьюируя психопатических субъектов — жестоких преступников, у которых все индикаторы на «пульте звукорежиссера» стояли на максимуме?

Результаты не оставляют места для разночтений. Более трех четвертей респондентов согласились с тем, что они испытывали эти ощущения, причем женщины чаще, чем мужчины (84 и 71 % соответственно). Клиницисты, имеющие степень магистра или бакалавра, сообщали о своих странных ощущениях чаще, чем обладатели докторской степени или работники правоохранительных органов (84, 78 и 61 % соответственно). Вот несколько примеров высказываний респондентов: «Я чувствовал себя его обедом», «испытывал отвращение, антипатию, притяжение», «дыхание зла прошло сквозь меня».

Но что именно мы выявляем?

Чтобы ответить на этот вопрос, Мелой решил вернуться в прошлое: в доисторические времена, когда эволюция человека подчинялась диктату призрачных теней. Существует множество теорий, как могла развиться психопатия, и мы поговорим о них несколько позже. Но главный вопрос в этой великой этиологической схеме следующий: как с онтологической точки зрения следует рассматривать это состояние? С клинической точки зрения — как расстройство личности? Или с точки зрения теории игр — как легитимный биологический гамбит, стратегию жизни, дающую существенные репродуктивные преимущества в древней примитивной среде?

Кент Бейли, почетный профессор клинической психологии Университета содружества Вирджинии, отстаивает вторую точку зрения и предлагает теорию, согласно которой яростная конкуренция внутри и между проксимальными группами предков была главным эволюционным предшественником психопатии (или, по его терминологии, «воинственных ястребов»).

Вот что предполагает Бейли: «Определенная степень хищнического насилия была необходима во время охоты для поисков и убийства крупной добычи — и элитарная группа безжалостных “воинственных ястребов” предположительно оказалась бы очень кстати не только в качестве инструмента для выслеживания и убийства добычи, но и как силы обороны против нежелательных инициатив аналогичных соседних групп».

Конечно, возникала проблема, что делать с этими «воинственными ястребами» в мирное время. Робин Данбар, профессор психологии и эволюционной антропологии Оксфордского университета, поддерживает точку зрения Бейли. Исследуя времена викингов (период с IX по XI век), Данбар приводит пример берсерков — прославленных воинов-викингов, которые, по свидетельству саг, поэм и исторических хроник, сражались в состоянии транса с неистовой яростью. Но давайте немного глубже копнем литературу. И перед нашим взором возникает более мрачная картина: опасная элита в любой момент могла обратить свою силу против членов общины, которых должна была защищать, и совершить насилие по отношению к сельским жителям.