Никита Благовещенский - Расчленение Кафки

Другой исторический пример — практика Шандора Ференци. Как известно, он не только гладил, обнимал и целовал своих пациентов, но и призывал других психоаналитиков следовать своему примеру. Я не изучал досконально отчеты об этой его работе, но рискну предположить, что в терапевтическом аспекте такое удовлетворение инфантильных потребностей пациентов (и, вероятнее всего, самого Ференци) могло давать и положительные результаты. То есть вопрос о том, было ли такое употребление пациентов им во зло, тоже не имеет однозначного ответа. Можно однозначно утверждать лишь то, что это расходится с классической психоаналитической техникой. Более того, наш современник Хайнц Когут полагал, что, частично удовлетворяя самостно-объектные потребности пациентов, возникающие в переносе, можно добиться путем трансмутирующих интернализаций достраивания фрагментарной самости и исправления деформированной. Правда, Когут понимал удовлетворение пациентов не столь прямолинейно, как Ференци. И в «современном психоанализе» в понимании Хаймона Спотница, насколько я могу судить, для разрешения нарциссических сопротивлений вполне допускаются интервенции, выходящие за рамки классических, (систематизированных, например, Ральфом Гринсоном) — такие, в частности, как техники присоединения.

Перейдем к третьему возможному случаю злоупотреблений. Вероятно, у любого практикующего психоаналитика иногда возникало желание удовлетворить свои потребности, «злоупотребить» пациентом. Еще чаще это желание может не осознаваться аналитиком. В моей практике работы с доэдипальными пациентами иногда основным фоном отношения к пациентам было раздражение, желание дать «симметричный ответ» на инвективы, а отнюдь не обнять и расцеловать. Конечно, я всегда старался контролировать и сдерживать подобные желания. Однако в результате супервизий или обсуждений с пациентами мне иногда приходилось признавать — и перед собой, и перед ними — что некоторые мои высказывания, формально являющиеся интерпретациями в классическом понимании, определялись в действительности негативными чувствами, что нечто я говорил «специально», чтобы позлить пациента, доставить ему неприятность. Хотя тогда, когда это говорилось, я совершенно не отдавал себе отчета в том, что удовлетворяю свои собственные злобные импульсы. Я мог, например, давая интерпретацию, неприятную пациенту, полагать, что служу истине и объективности. И если эдипальные пациенты вполне могут с такими неприятностями справиться и принять их, то доэдипальные, вероятно, как более ранимые, больше доверяют собственным чувствам, чем заверениям аналитика о своей объективности и желании добра. Думаю, что единого рецепта здесь быть не может, но мне удавалось вывести подобные случаи из разряда связанных с злоупотреблением тем, что, обсуждая с пациентами их претензии, обиды на меня, я признавал, что, как и любой человек, могу испытывать чувства, в том числе и негативные.

То, о чем я сказал выше, довольно банальные, в общем-то, истины и рекомендации, известные любому аналитику: если осознаешь свои чувства и желание злоупотребить, то следуй этическим нормам, если не вполне осознаешь — то может помочь супервизор или прохождение повторного тренингового анализа.

Мне кажется более интересной для обсуждения тема «злоупотребления пациентом» в применении к нелечебному или, как сейчас принято говорить, к прикладному психоанализу. Понятно, что термин «злоупотребление пациентом» я здесь беру в кавычки, так как реального пациента в этом случае нет, он виртуален (или вовсе отсутствует).

Если в ситуации психоанализа истории, культуры, социума или искусства можно злоупотребить в худшем случае добрым именем достойного человека, то при использовании психоанализа в политике, в рекламном бизнесе или в педагогике ситуация может стать гораздо более драматичной. «Пациентами» в последних случаях становятся реальные люди, в отношении которых могут применяться интервенции, основанные на знаниях о функционировании бессознательного. И этим реальным людям может быть причинен реальный ущерб.

Не будем рассматривать случаи, когда злоупотребление осуществляется осознанно (рекламой навязываются заведомо негодные товары или политические лидеры, педагогические интервенции направлены на привитие сомнительных или социально опасных навыков) — это случаи, лежащие, так сказать, по ту сторону добра и зла. Гораздо интереснее коснуться ситуаций, аналогичных рассмотренным, применительно к клиническому психоанализу, — во-первых, когда аналитик осознает, что применяет неклассические аналитические интервенции, но считает их объективно полезными или, во-вторых, когда аналитик применяет классические аналитические интервенции, но неосознанно удовлетворяет свои собственные потребности. Классическими интервенциями я здесь называю интерпретации — когда анализируется содержание и подача рекламного продукта, создаются психологические портреты политиков, анализируются различные ситуации, связанные с педагогическим процессом и т. д.; неклассическими интервенциями — прежде всего манипулирование массовым сознанием и бессознательным или групповыми процессами.