Джеймс Холлис - Обретение смысла во второй половине жизни. Как наконец стать по-настоящему взрослым

Сьюзен – школьная учительница, всегда активная и жизнерадостная, постоянно окружена учениками, которые буквально влюблены в нее… а еще сидит на кокаине и каждые выходные отправляется на поиски нового сексуального партнера. Все как один множество ее талантов брошены на то, чтобы развлекать других. Ей же самой остается лишь острая тоска. Дочь двух нарциссических родителей, Сьюзен еще с раннего возраста поняла, что ей нечего рассчитывать на родительское внимание или поощрение своих успехов. Поначалу идеализируя каждого нового бой-френда, она быстро начинает презирать его, ведь никто из них даже отчасти не способен соответствовать необъятности ее эмоциональных нужд. Ее архаический эмоциональный дефицит кажется просто всепоглощающим. И точно так же она переходит от одного психотерапевта к другому: «Вот вы-то меня понимаете! – уже на первой встрече спешит излить свои чувства Сьюзен. – Не то, что тот, мой прежний». Но скоро выясняется, что на волшебную палочку надеяться не стоит, что травма будет повсюду сопровождать ее, и только она, и никто другой, в состоянии ответственно проработать эту травму и заполнить душевную пустоту. И тогда Сьюзен быстренько устремляется к следующему консультанту. Дружков, правда, она меняет в два раза быстрее, чем психотерапевтов, но динамика здесь одна и та же – на «другого», от которого она зависела в детские годы, теперь возлагается неподъемная ноша ответственности за эмоциональное благополучие. Однако не бывает отношений настолько близких, чтобы выдержать такую напряженную программу. Тем, кому небезразлична судьба Сьюзен, остается лишь переживать, как ее трагическая драма с каждым разом повторяется снова и снова. Предопределение господствует над судьбой, история диктует будущее – то, что Фрейд называл «компульсивным повторением», продолжает играть главенствующую роль в ее жизни. Печально, что эта внутренняя опустошенность никак не дает Сьюзен усвоить те проблески понимания сути своей проблемы, которые все же приходят к ней на психотерапевтических сеансах. Как следствие, все в ее судьбе остается по-прежнему.

В придачу ко всему в обстановке эмоционального дефицита можно наблюдать и психосоматическую обусловленность зависимого поведения. Пример Сьюзен показывает, что большинство аддиктивных надежд в полную силу разворачиваются именно в близких отношениях, поскольку близость может предложить куда больше и на бессознательном уровне куда значительней реактивировать первоначальную родительскую динамику. Но эмоциональный голод близости нередко направляется и в другое русло. Пище, к примеру, чаще всего достаются проекции того, что понимается как потеря и приобретение. Здесь не может быть двух мнений: мы должны питаться каждый день, и никто не станет спорить с тем, что без полноценного питания нечего рассчитывать на полноценную работу организма. Однако эмоциональный груз, возлагаемый на еду, – это нечто совсем другое. Ни в одной стране мира ожирение не стало такой проблемой, как в Соединенных Штатах. И дело не только в том, что еды у нас с избытком и она более чем доступна. Факт массовости ожирения указывает на нечто гораздо более глубокое: среди изобилия психологический голод ничуть не стихает. Сьюзен голодает при всем том, что ее постоянно окружают те, кому она по-настоящему небезразлична. Неудивительно, что в ранней юности она страдала булимией. Прочие поведенческие паттерны: работа, стремление к власти ради самоутверждения, обсессивно-компульсивные повторения, даже личностные ритуалы, вроде компульсивной молитвы, привязанность к теленовостям или судорожное переключение телеканалов – все они представляют собой аддиктивные стратегии, призванные заполнить внутреннюю пустоту.

Почти у каждого есть тот или иной аддиктивный паттерн. Любая рефлективная реакция на стресс и тревогу, сознательная или нет, – это форма зависимости. И, конечно же, основной мотив любого зависимого поведения – притупить боль, по возможности не чувствовать того, что уже чувствуешь. Чтобы справиться с тиранией зависимости, надо пройти через боль, защитой от которой является аддиктивная привычка. Стоит ли удивляться в таком случае, что аддиктивные паттерны – эта непрочная, ненадежная защита от психологических травм раннего возраста – оказываются так живучи и трудноискоренимы.

Не помешает запомнить, что каждый из этих шести паттернов, представляющих собой реакцию на переполнение и недостаточность, можно найти в каждом из нас, пусть не всегда явно и с различной степенью автономности. Каждый из них в свой черед нередко вызывается различными внешними стимулами. Возможно, на каком-то этапе жизни они проявлялись отчетливей, чем теперь, но, как и прежде, лежат под самой поверхностью нашей сознательной жизни.