Кэрол Теврис - Ошибки, которые были допущены (но не мной). Почему мы оправдываем глупые убеждения, плохие решения и пагубные действия

Конечно, некоторые пары расходятся из-за катастрофических разоблачений, предательства или жестокости, которые один из супругов не может больше терпеть или игнорировать. Но чаще пары расходятся не сразу: супруги постепенно отдаляются друг от друга по мере того, как растет снежный ком взаимных обвинений и самооправданий. Каждый супруг сосредотачивается на том, что другой делает неверно, и в то же время находит оправдания для собственных предпочтений, мнений и действий. Бескомпромиссность каждой стороны, в свою очередь, делает другую сторону еще более непреклонной и нежелающей уступать. К тому времени, когда супруги осознают это, они уже успели занять противоположные позиции, и каждый из них чувствует себя правым и справедливым. Самооправдания делают их еще более черствыми и не способными к сочувствию.

Чтобы показать, как этот процесс работает, давайте рассмотрим пример брака Дебры и Фрэнка, взятый из увлекательной и глубокой книги Эндрю Кристенсена и Нила Джейкобсона «Разногласия, которые можно уладить» («Reconcilable Differences») [206]. Большинству людей нравятся ее/его версия рассказа о браке (если только речь не идет об их собственном браке), то, как они пожимают плечами и делают вывод, что у любой истории всегда есть две стороны. Мы думаем, что из этой истории можно извлечь больше. Давайте начнем с версии Дебры:

«[Фрэнк] просто вкалывает всю свою жизнь, всегда заботится о бизнесе, поглощен мыслями о том, как сделать свою работу, но особо не показывает радости или боли. Он говорит, что его стиль свидетельствует, насколько он эмоционально устойчив. Я сказала, что это всего лишь показывает, как он пассивен и скучен. Во многом я ему противоположна: у меня много взлетов и падений. Но большую часть времени я энергична, оптимистична, спонтанна. Конечно, иногда я бываю расстроенной, злой и разочарованной. Он говорит, что этот набор эмоций демонстрирует мою эмоциональную незрелость, что „мне еще нужно расти и расти“. Я думаю, это просто показывает, что я — человек.

Я помню один отучай, который в какой-то степени обобщает мое представление о Фрэнке. Мы ужинали с очаровательной парой, которая только переехала в наш город. Пока вечер подходил к концу, я все больше и больше понимала, как прекрасна их жизнь. Они казались искренне влюбленными друг в друга, хотя они были женаты дольше, чем мы.

Не имело значения, что этот мужчина все время говорил с нами: он постоянно поддерживал контакт со своей женой — прикасался к ней, заглядывал ей в глаза или вовлекал ее в разговор. И он часто говорил „мы“, когда речь шла о них. Глядя на них, я поняла, как мало мы с Фрэнком прикасаемся друг к другу, как редко мы смотрим друг на друга, и в общении, и беседах — каждый из нас по отдельности. Как бы то ни было, я признаю, что завидую этой паре. Кажется, что у них есть все: любящая семья, красивый дом, отдых, роскошь. Какой контраст с Фрэнком и мной: у нас трудная жизнь, мы оба работаем полный рабочий день, стараясь накопить денег.

Я бы так не возражала, если бы мы это делали вместе.

Но мы настолько далеки друг от друга.

Когда мы приехали домой, я начала с ним говорить об этих своих чувствах. Я хочу заново обдумать нашу жизнь, чтобы мы стали ближе друг другу. Может быть, мы не станем такими же богатыми, как эти люди, но нет причин, которые бы нам помешали быть такими же близкими и нежными друг с другом, как они. Как обычно, Фрэнк не захотел говорить об этом. Когда он говорит, что устал и хочет пойти спать, я злюсь. Это был вечер пятницы, и ни мне, ни ему не нужно было рано вставать на следующее утро; единственное, что не дает нам быть вместе — это его упрямство. Это меня сердит. Я сыта по горло тем, что мне каждый раз приходится ему уступать. Ему хочется спать всякий раз, когда я предлагаю обсудить какую-то проблему. Я подумала, почему он не может подольше не спать ради меня хотя бы иногда?

Я не позволила ему уснуть. Когда он выключил свет, я включила его опять. Когда он повернулся на другой бок, чтобы уснуть, я продолжала говорить. Когда он закрыл голову подушкой, я стала говорить громче. Он сказал мне, что я вела себя как дитя. Я ответила ему, что он нечуткий. Мы начали ссориться, и это было неприятно. Никакого насилия, но очень много слов. Наконец, он ушел в комнату для гостей, запер дверь и лег спать. На следующее утро мы оба были измученными и отчужденными. Он критиковал меня за то, что у меня отсутствует логика. Что, возможно, было правдой. Я теряю логику, когда ощущаю отчаяние. Но я думаю, что он обвиняет меня, чтобы оправдать себя. Это работает примерно так: „Если ты не можешь рассуждать логично, то я могу не реагировать на все твои жалобы, а я безупречен“».