Школьные годы я вспоминаю с удовольствием. Учиться было интересно, появился круг новых хороших товарищей и новых увлечений.
Мальчики увлекались шахматами, физикой и радиотехникой. Но были кружки, где девочки тоже преуспевали. Учитель химии так увлекательно доводил до нас перспективу химизации народного хозяйства, что в организованный им химический кружок вошел почти весь девичий контингент. Я был отличником по химии и тоже два года занимался в этом кружке. Навыки, полученные за это время, впоследствии мне сильно пригодились.
Другим общим увлечением было военное дело. В школе училась дочь одного из видных военачальников Московского военного округа. Ее отец организовал шефство над школой по военной подготовке. Так появились стрелковые кружки. Раз в неделю в военном тире мы стреляли вначале из малокалиберных, а затем на Хамовническом стрельбище — уже из настоящих «трехлинейных» винтовок. В соревнованиях по стрельбе я даже получил дорогой по тем временам приз — шахматы. Заканчивался курс военной подготовки освоением пулемета «Максим» и боевыми стрельбами. При этом — никаких затрат времени на строевую подготовку, муштру или изучение устава караульной службы.
«Библиотечный уклон» давался нам в последних двух классах. Изучив теоретически технику классификации литературы, мы должны были пройти производственную практику в больших библиотеках. Я попал на такую практику в военную библиотеку при Центральном аэродроме — опять на знаменитую Ходынку.
Гуманитарный уклон требовал изучения истории искусств, истории революционного движения и обязательного чтения классиков русской литературы. «Изо» — так мы называли молодого архитектора, который потратил много времени, гуляя с нами по Москве и объясная разницу архитектурных стилей. Мы с ним заходили в старые церкви, были в Третьяковке, Музее изящных искусств и без ошибки могли, глядя на здание, сказать: «Это ампир, это барокко, модерн, русский классицизм,» — и так далее. Школа имела средства для организации экскурсий. Весной 1928 года я впервые посетил Ленинград и вместе со всем классом провел в этом покорившем нас городе целую неделю.
Объем гуманитарных наук, изучаемых в школе, был невелик, но я не раз с благодарностью вспоминал учителей, которые иногда с риском потерять работу отступали от директив и в буквальном смысле сеяли «разумное, доброе, вечное». Ни русской, ни всемирной истории мы не изучали. Просто не было таких предметов. Зато два года было обществоведение. По этому предмету мы изучали историю коммунистических идей «от Томаса Мора до Ленина» и всемирного революционного движения. Умный обществовед так вел уроки, что попутно с историей Великой французской революции и Парижской коммуны мы знакомились с историей народов Европы от Древнего Рима до мировой войны, а изучая в деталях движение декабристов и революцию 1905 года, вынуждены были вникать в историю России.
Много лет спустя я понял, какое огромное воспитательное значение имеет непосредственное общение с живой историей, настоящими произведениями искусства и архитектуры. Понял еще и потому, что в конце 20-х годов в советской школе-девятилетке я получил больший гуманитарный заряд, чем мои сыновья в послевоенных одиннадцатилетках и мой внук спустя шестьдесят лет! Правда, в их распоряжении было телевидение, современное кино и обширные домашние библиотеки. Однако одно дело самому почувствовать сырость Алексеевского равелина и совсем другое — смотреть на Петропавловскую крепость в домашней обстановке по телевизору.
Конечно, в течение пяти школьных лет, насколько помню, мне всегда не хватало времени. Зимой вечерами надо было еще успевать на катки. «Патриаршие пруды», «Искра» на Пресне и «Стадион юных пионеров» — вот три катка, на которых мы встречались в «нерабочее время». Здесь не только катались. Катки были местом свиданий и объяснений. В те строгие, пуританские времена считалось недопустимым, чтобы юноша в 14-15 лет шел под руку с девушкой. На катке можно было обхватить девушку за талию, кружить по льду до полного изнеможения и потом провожать ее домой, не опасаясь чьих-либо укоров. Такой был кодекс чести на катках. Лыжные соревнования проводились в Петровском парке. Участок теперешнего Ленинградского проспекта от метро «Динамо» до «Аэропорта» был отличной трассой, которую по воскресеньям заполняла московская лыжная элита. Редкие извозчики и автомобили не были помехой.
Читать дальше