Эдгар Уоллес - Похищенная картина. Убийство у школьной доски. Обожатель мисс Уэст. Рубины приносят несчастье

Он потянулся к огромной, похожей на гроссбух тетради, покоившейся ровно по центру стола. Хильда знала о предмете гордости Макфарланда — тот ежедневно в течение многих лет писал по одному эссе в день — о чем угодно, что возбуждало его фантазию. Целая полка в его кабинете была отведена таким гроссбухам, исписанным его бисерным почерком. Хильда не впервые видела эти тетради, ей даже было доверительно предложено, будь на то ее желание, познакомиться с их содержанием: «Сумерки», «Мой сад», «Вечная молодость», «Дети», «Загадка Востока», «Дружба» — литературный горизонт Уолда Эмерсона Макфарланда был столь же широк, сколь узок его практический опыт.

— Как бы там ни было, — дерзко перебила его Хильда, — для завтрашнего эссе у вас будет новая тема, не так ли? Может быть, «Утонченное искусство убивать»?

Макфарланд покраснел.

— Но, дорогая мисс Уайтерс, подобное название уже было использовано… более столетия назад…

Хильда читала де Куинси, читала «Как совершить убийство» Дэнни Эхирна, но не стала развивать эту тему и решительно поднялась со стула:

— Я сделаю все, что в моих силах. Не слишком надейтесь на успех, но я постараюсь, если, конечно, мне не помешают. А сейчас извините — у меня был очень тяжелый день.

В Макфарланде неожиданно пробудилось гостеприимство.

— Разумеется, разумеется, дорогая мисс Уайтерс! Вы пришли сюда в такую ужасную погоду, я просто не могу отпустить вас без угощения. Не угодно ли чашку чая, — и он позвал жену: — Кристэл! Миссис Макфарланд будет счастлива присоединиться к нам.. — Кристэл! — И он кинулся разжигать стоявшую на столе спиртовку.

Тяжелый занавес, разделявший комнату пополам, раздвинулся, и появилась высокая, грозного вида дама в широком китайском халате, украшенном золотыми драконами, пожирающими свои хвосты. Ее голые ноги были обуты в плетеные сандалии, тонкие вьющиеся волосы подвязаны золотистой лентой. В руке она держала увядший пион.

Хильда поздоровалась с лучшей половиной мистера Макфарланда.

— Я так счастлива, — произнесла миссис Макфарланд хриплым голосом и, переложив пион в левую руку, протянула правую Хильде. На ощупь рука напоминала снулую рыбу.

Кристэл Макфарланд — сама она предпочитала, чтобы ее называли мадам Хризантема (одно из последствий ее увлечения нумерологией), — была экзотическим продуктом многочисленных «измов» и «логий», заполнивших наш мир. Начинала она хористкой методистской церкви в Миннесоте, затем изучала брахманизм, была последовательницей (перечисляю в порядке смены ее увлечений) сестры Эммы, принца Радипура, прорицательницы Марджори, миссис Эдди и, наконец, Николая Рериха. А теперь она просто-напросто наслаждалась безмятежным существованием, выработав свою собственную идеологию — что-то среднее между ипохондрией и новым мышлением, взяв из них, по мнению мисс Уайтерс, все самое дурацкое. Кроме того, она увлекалась ориенталистикой, пальцы ее были унизаны множеством колец, украшенных нефритами (из Невады) и скарабеями (с 14-й стрит). Галантно улыбнувшись, она улеглась на длинную кушетку, стоявшую рядом с кофейным столиком.

— Согласитесь, есть что-то волнующее в церемонии заваривания чая, — начала она изысканную беседу. — Я вся трепещу от чайного аромата,

Хильда невольно пожалела директора — стоит ли смеяться над его странностями, попробуйте не быть странным, если вам приходится жить с такой полуиди-откой-полуинвалидкой.

Откуда-то из глубин стола Макфарланд вынул лимон и продемонстрировал гостье:

— Вы конечно же предпочитаете чай по-русски?

Поколебавшись, Хильда все же осмелилась:

— Если вас не затруднит, я бы предпочла с молоком.

— Молоко внизу, вледнике, сейчас принесу, — онотложил лимон и исчез.

Мадам Хризантема помахала в воздухе пионом.

— О чай! — томно прошептала она. — Что бы я делала без его аромата. Уолд так часто оставляет меня одну. Если бы у меня не было цветов и чая…

— Одну? — переспросила Хильда.

— О да! Каждое лето он уезжает в наше имение в Коннектикуте, а я остаюсь совершенно одна. И сегодня — пока мой Уолд весь вечер гулял, проникаясь настроением для своего нового эссе «Тротуары», я лежала на кушетке, вдыхая аромат пионов. Я проникала вих душу!

— Гм, — хмыкнула Хильда, поднялась, как бы невзначай подошла к столу. Мадам Хризантема так глубоко проникла в душу пиона, что забыла обо всем на свете. Хильда наклонилась над столом, придвинула тетрадь. Вверху страницы стояла дата — пятнадцатое ноября, под ней мелким почерком Макферланда, с росчерками и завитушками, выписано название «Тротуары», дальше страница белела пустотой.