Лейла Хугаева - Любовь и ненависть в Корнеллском университете

Игра на контрастах широко применяется в политике, ведь политические деятели и другие публичные фигуры также должны обольщать

Полностью удовлетворенного человека обольстить невозможно. Следует поселить в душах ваших объектов напряженность и дисгармонию….Ощущение неполноценности, созданное вами, позволит втереться в доверие; в вас должны увидеть ответы на все жизненные вопросы и панацею от всех бед

В человеческом обществе каждый носит маску: мы притворяемся более уверенными в себе, чем на самом деле. Нам не хочется, чтобы окружающие оказались настолько проницательными, что разглядели бы это сомневающееся эго внутри нас. В действительности наше эго, наша индивидуальность куда более хрупка чем кажется, она прикрывает пустоту и чувство смятения. Выступая в роли обольстителя, ни в коем случае не принимайте внешнюю оболочку человека за реальность

Ваша задача как обольстителя – ранить свою жертву, прицелившись в уязвимое место, нащупать брешь в ее самолюбии и нанести удар. Если она усердно тянет лямку, заставьте ее мучится от этого, усугубляйте страдания, как бы нечаянно дотрагиваясь до больного места, как бы непреднамеренно касаясь этой темы в разговоре. Вы получаете язву, комплекс (можете немного усилить его), беспокойство, ну а облегчение несчастному принесет только участие другого человека, то есть ваше… Желание, пробуждаемое в соблазненном человеке, отнюдь не нежное прикосновение и не неприятное переживание: это открытая рана. Стрела Купидона приносит боль, терзание и потребность в облегчении. Желание должно предваряться болью. Направьте стрелу в самое уязвимое место жертвы и нанесите рану, которую вы сможете исцелять и вновь растравливать» Искусство соблазна Роберт Грин

Я сидела словно громом пораженная. Мой мозг отказывался шевелиться, защищаясь от боли мнимой комой. Усилием воли я заставила себя встать. Мысли лихорадочным потоком хлынули в голову. Теперь становилась ясной такая простая задача, которую он себе ставил, и которую я была не способна отгадать самостоятельно просто в силу пропасти, которая разделяла наши сознания. Я не могла представить себе, что нормальные люди, тем более элита цивилизованного общества могут ставить себе подобные цели и изъясняться на подобном циничном жаргоне. Так вот оно что. Он целенаправленно разлучил меня с друзьями, чтобы их влияние не смогло меня защитить. Он сделал меня несчастной. Я вдруг всем своим существом осознала, как глубоко я несчастна без них. Я вспомнила, как он тысячей разных намеков вел меня к мысли о браке как счастливом окончании этого приключения и действительно сумел внушить мне мысль, что я сама стала думать о браке. И как он в то же время дал мне понять, как много социальных препятствий к этой возможной вершине моего счастья, и что он искренне желает преодолеть все эти препятствия. Желает, но не может. Как он постепенно внушал мне мысль бросить физику и сосредоточить свои усилия на карьере актрисы. «Вспомни своего Данелия, – говорил он мне, ласково улыбаясь, – он ведь тоже был архитектором, а стал мировой звездой!» Вот почему эта тема вызывала во мне такое отвращение. Вот почему эти волны отчаяния и счастья постоянно сменяли друг друга. Вот-вот должно начаться и «горе ревности», судя по тому как развиваются события, – вдруг осенило меня.

Я не могла уйти сразу, слишком болезненным было мое открытие. Мне нужно было остаться, чтобы убедится в правоте моих слов, чтобы успокоиться, убедившись в его низости, чтобы наконец, уяснить для себя, что все это не сон. Мне понадобилось еще два месяца, чтобы разобраться в своих чувствах, чтобы понять, что никакого союза между Андре и его друзьями с одной стороны, и мной и моими друзьями с другой стороны не может быть. Что наши компании также несовместимы как несовместимо добро и зло. Что у Андре нет никакой философии кроме философии банального эгоизма, что он действительно туп и невежественен и только старается казаться джентльменом.

Как то разбирая свои вещи, я нашла там майку Гии, с изображением Холдена Калфилда, которого стошнило у кинотеатра с яркой афишей. Эта картина поразила меня как откровение. Я уткнулась в нее лицом и проплакала все утро. «Что я делаю? Почему я все еще здесь?» – сверлило в мозгу.

Андре застал меня вечером в этой майке и не сразу понял что это.

– Никогда на тебе не видел. Что это? Дай прочту… Сэлинджер. Ты видела своих друзей?

– Ты возражаешь?

– Нет, ни в коем случае. Я просто так спросил.