Аналогичным образом, Шотландская пресвитерианская церковь сыграла в Просвещении существенную, хотя и невольную роль. Но чтобы ее понять, необходимо сделать отступление.
В начале было Слово. Слово было благим, но никто не мог читать Слово, да и просто слово. И это печалило всех. Быть неграмотным в XVIII веке – все равно что пользоваться модемным подключением в XXI веке: вокруг море информации – но почти вся она проходит мимо тебя, а что не проходит, долго загружается.
Шотландская церковь поняла: без серьезной кампании по повышению грамотности не обойтись. Сказано – сделано: не прошло и века, как при каждом приходе появилась школа. Внезапно Шотландия, беднейшая страна в Европе, вышла на передовые позиции в области грамотности. Люди смогли читать Слово.
Однако успех превзошел самые смелые ожидания: церковь не учла, что паства сможет читать и другие слова. Так действуют новые технологии. Уж если они появились, сдержать их невозможно. Церковь учит людей грамотности, чтобы они читали Библию, – а в итоге все зачитываются Мильтоном и Данте. Группа «ботаников» изобретает компьютерную сеть, чтобы обмениваться техническими данными, – и вскоре люди покупают онлайн нижнее белье.
Шотландцы, как и флорентийцы, полюбили книги. Однако имелась существенная разница. Ведь печатным станком Гутенберга уже пользовались широко, так что книги перестали быть роскошью. Их могли позволить себе даже простые люди. И эти простые люди читали не что попало, а вещи содержательные. Скажем, в Шотландии нарасхват шла шеститомная «История Англии», написанная Дэвидом Юмом (не самое легкое чтение!).
Как отнеслись к чтению светской литературы представители Шотландской церкви? Очень спокойно. Некоторые пасторы даже внесли в нее лепту. Об Адаме Фергюсоне я уже сказал. А был еще пастор Джон Хоум, написавший самую популярную пьесу своего времени. Таким образом, на суровой и бурой почве Шотландии расцвел новый вид гения – гений одновременно светский и религиозный.
Настает последнее утро моего пребывания в Эдинбурге. Я выхожу пройтись вдоль канала. На улице довольно пасмурно (как говорят шотландцы, «солнечно»). Дует ветер, и собирается дождь, а может, и еще какое ненастье.
Ничто не вечно. Так обстоит дело везде, но здесь, в Шотландии, эта истина ощущается особенно остро. Я иду, зарываясь лицом в воротник куртки, и вспоминаю, как в Афинах быстротечность жизни задушила гений. Все понятно. Мы более всего способны на творчество, когда сталкиваемся с ограничениями. Время же – высший ограничитель.
Однако хитроумные шотландцы и здесь нашли обходной путь. Дэвид Юм, видный представитель философской школы под названием эмпиризм, произнес знаменитые слова: не надо думать, что все люди должны умереть, лишь на том основании, что доселе все люди умирали. Когда его друг Адам Смит в 1790 г. лежал на смертном ложе, он тихо сказал присутствующим: «Думаю, мы должны перенести нашу встречу в другое место».
В определенном смысле так и произошло. Можно сказать, что шотландское Просвещение не закончилось – оно лишь сменило место. Шотландские идеи достигли самых отдаленных берегов, включая юные Соединенные Штаты. Но вот неожиданность: нигде они не расцвели так пышно, как в Индостане, многолюдном и малярийном городе, который некоторое время светил миру.
Глава 5
Гений хаотичен: Калькутта
– Возможность совпадения здесь выше,чем где-либо еще.
Эти слова повисают в тяжелом воздухе, смешиваясь со звоном бокалов, тихими смешками со стороны соседнего столика и дальним гулом Саддер-стрит, и надолго остаются в моем сознании, подобно незваному гостю. Возможность – совпадения – здесь выше – чем где-либо еще. Звучит дико. Но в ходе своих поездок я уже понял: к подобной бессмыслице лучше отнестись всерьез. Мало ли что бывает на свете.
Эту потенциальную бессмыслицу высказал румяный, жизнерадостный и вечно безденежный ирландский фотограф, известный под инициалами Т. П. Калькутта стала ему вторым домом, куда он возвращается снова и снова – год за годом, десятилетие за десятилетием. Калькутта – город непростой во всех смыслах слова, но это ничуть не смущает Т. П. Совпадение – штука драгоценная. Такими вещами не разбрасываются.
Мы сидим в пивном саду отеля Fairlawn, который и сам стал результатом случая. Британский офицер, армянская невеста и город на краю умирающей империи – все эти разрозненные с виду факты, сойдясь, породили Fairlawn. Отель существует с 1930-х гг. и, если не считать плохого Wi-Fi и капризной вентиляции, почти не изменился с тех пор. В нем многое напоминает о колониальном периоде. Можно подумать, англичане все еще правят Индией. В вестибюле, где есть всего несколько плетеных стульев и стол с мятыми газетами, посетителей приветствуют фотографии принца Уильяма и Кейт Миддлтон и многочисленные сувениры на тему королевского семейства. Однако сюда не приходят ностальгировать. Сюда приходят попить пиво. Подается же оно в зеленом саду. Со своими дешевыми пластиковыми столами и приятно безразличными официантами кафе дает возможность передохнуть от шума и гама, чье царство начинается всего в нескольких метрах отсюда.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу