Эрик Вейнер - География гениальности - Где и почему рождаются великие идеи

К тому времени вовсю шла холодная война, и Терман, в отличие от многих коллег на Восточном побережье, не стеснялся брать деньги у Дяди Сэма. Причудливый союз этих щедрых оборонных расходов с контркультурным движением, которое вскоре охватит залив Сан-Франциско, поможет породить Кремниевую долину.

На Фреда Термана работала и затаенная обида. Как уже упоминалось, Стэнфорд был отстающим вузом. Восточное побережье свысока глядело на весь регион, включая Стэнфордский университет. Когда в 1891 г. Леланд Стэнфорд, железнодорожный промышленник и американский сенатор, основал это учебное заведение в память об умершем сыне-подростке, в восточных штатах скептически улыбались. «Нужды в новом университете в Калифорнии не больше, чем в приюте для бедных капитанов в Швейцарии», – издевалась газета New York Mail and Express .

Подобные замечания долго не смолкали и в ХХ веке, раздражая Термана. Но еще больше его раздражал отъезд выпускников на восток. Он хотел видеть Стэнфорд магнитом, который будет притягивать, а не отталкивать. Это ощущение неудовлетворенных амбиций живо в Кремниевой долине и поныне. Один венчурный инвестор сказал мне: решая вопрос о финансировании стартапа, он смотрит, есть ли у директора это качество – желание обставить остальных. Чем больше это желание, тем лучше.

Амбициями могут обладать и города. Меня озаряет догадка: а ведь такими были все места гения, в которых я побывал: Афины ощущали себя позади Спарты, а Флоренция – позади Милана (и Венеции в финансовом плане). Отсюда рождается мотивация (пусть частичная): быть первым. Эдинбург отчаянно хотел доказать, что ничуть не уступает Лондону и Парижу, а Калькутта – что она ничуть не хуже Запада. Дело не только в том, что слабейшие больше стараются, – благодаря статусу аутсайдера они еще и лучше видят.

Что за человеком был Терман? При всей его славе – а он известен как «отец Кремниевой долины» – понять это непросто. Один бывший стэнфордский студент запомнил его как «чуть взъерошенного человека с добрыми глазами за оправой очков, который целеустремленно вышагивал с кипами бумаги в руках. Никогда не семенил». Другие находили его «жестким и скучным». Что же было на самом деле?

В поисках ответа я направляюсь в Архив Кремниевой долины. Вхожу в величественную залу с деревянными шкафами. Здесь хранится история. Библиотекарь вручает мне одну из десятков больших картонных коробок: Фред Терман любил писать письма. Коробка содержит переписку, относящуюся к работе Термана в Гарвардской научно-исследовательской радиолаборатории. Во время Второй мировой войны ему пришлось покинуть Калифорнию, чтобы возглавить эту лабораторию. Работая в секретном режиме с бюджетом, которому позавидовал бы Стэнфорд, ученые искали способ ставить помехи вражеским радарам. В итоге Терман и его команда нашли интересное решение: сбивать с толку немецкие и японские радары с помощью дипольных отражателей (полосок из металлизированной бумаги). Тем самым они помогли союзникам и спасли, по некоторым сведениям, 800 бомбардировщиков и их экипажи.

Я открываю одно из писем. Оно пожелтело и выцвело, но легко читается. В разгар войны Терман руководил штатом в 850 человек, но выкроил время для письма в Стэнфорд некоему Ч. К. Чану, студенту-физику. Начало деловое: «Давно пора довести дело до конца и оформить в виде доклада работу по гетеродинному детектированию». Потом звучат более личностные нотки: «У меня неприятное чувство… Вы отлично поработали, и ваша заслуга должна быть признана». Другие письма выдают настойчивость, особенно когда речь заходит о попытках Стэнфорда обойти вузы восточных штатов.

Копаясь в письмах Термана, я вспоминаю о Шейле из Флоренции и о том, как она наткнулась на письмо Галилея. Теперь понятно, каково это: случайно найти письмо, пусть даже ординарное. Захватывает дух и немного не по себе – словно подслушиваешь собеседников, беседующих за годы или века от тебя.

Порывшись в коробке еще немного, я нахожу газетную вырезку, датированную апрелем 1944 г. Это статья под названием: «США планируют обучать иностранных инженеров». К ней прикреплена записка, написанная от руки Дональдом Тресиддером, президентом Стэнфордского университета: «Вы в курсе? Интересно ли нам это? Если да, как нам реагировать?» Ответ Термана отсутствует, но наверняка он был утвердительным, причем слову сопутствовало дело.

А под конец жизни Фред Терман написал, что ни о чем не жалеет: «Если бы я мог прожить жизнь заново, то поставил бы ту же пластинку». Он умер в 82 года в своем доме на территории кампуса. В Стэнфордскую мемориальную церковь пришли сотни людей, чтобы проститься с ним. Дональд Кеннеди, президент университета, сказал в своем надгробном слове, что Термана более всего отличала «способность думать о будущем». Добавим: не только думать, но и строить это будущее.