Ниал Фергюсон - Великое вырождение. Как разрушаются институты и гибнут государства

Преподавая в Оксфорде, я понял, что истинный смысл английской истории заключается в воплощении (впервые на планете) трех великих принципов. Первый гласит: дом англичанина – это его крепость. Судья лорд Кемден, вынося решение по делу “Энтик против Каррингтона”, встал на сторону журналиста-радикала Джона Энтика, в жилище которого ворвались представители власти. “Основной целью вступления людей в общество является стремление мирно и безопасно пользоваться своей собственностью, – напомнил Кемден слова Джона Локка. – Согласно английским законам, всякое посягательство на частную собственность, каким бы ничтожным оно ни было, преступно”. Второй принцип таков: делай все, что тебе заблагорассудится, но не причиняй никому вреда. “Право думать, говорить и делать то, что нам заблагорассудится, и обогащаться в той мере, в которой это не вредит обществу либо другому человеку, – вот великие права, которые дает свобода”, – писал в начале 20-х годов XVIII века “Катон” (псевдоним Джона Тренчарда и Томаса Гордона). Наконец, вот третий принцип: не суй нос не в свое дело. “В Англии не в ходу манера навязывать другим образ жизни, который вам кажется подходящим для них более, нежели представляется им самим”, – объяснял Джон Стюарт Милль французскому либералу Алексису де Токвилю {84}. Указанные три столпа верховенства права на английский лад, писал в 1885 году Альберт В. Дайси, – это продукт вынесения решений судами общего права, в значительной степени основанного на прецеденте. Здесь нет “декларации принципов”, а есть лишь взаимодействие судебного опыта и законодательных нововведений парламента.

Теперь я понимаю, что это достаточно наивный взгляд на историю английского права. Рональд Дворкин, один из крупнейших правоведов-теоретиков нашего времени, объяснял в книге “Империя права”, что фундамент общего права составляют некоторые принципы, пусть и не сформулированные столь же отчетливо, как в Конституции США.

Мы требуем, чтобы государство в своей деятельности руководствовалось согласованной, гармоничной системой принципов, даже если его граждане расходятся в понимании принципов справедливости и беспристрастности… Судьи… разрешают трудные дела, отыскивая в некоей гармоничной системе принципов, касающихся человеческих прав и обязанностей, наилучшее толкование наличной политической структуры и правовой доктрины {85}.

В основе действия права лежат принципиальность судей и “законодательство… вытекающее из приверженности сообщества некоей базовой политической морали” {86}. Разрешение вопросов права (или “принципа”) предоставлено судьям, политических вопросов – органам исполнительной и законодательной власти. Судья ведет поистине титаническую работу, отыскивая наилучшее соответствие нормы, которую он в итоге формулирует и применяет для разрешения конкретного дела, общему своду правил, правовой политике и достаточным основаниям. Поэтому английское общее право в отсутствие писаной конституции, по словам Дворкина, основывается “не только на конкретных нормах, принятых в соответствии со сложившейся социальной практикой, но и на принципах, обеспечивающих наилучшее моральное оправдание этих норм” {87}.

В этом смысле, вероятно, верховенство права (как и демократия) хорошо само по себе. Но оно хорошо еще и тем, что имеет благоприятные материальные последствия. Мало кому приходит в голову возражать против тезиса: верховенство права (особенно когда оно ограничивает “видимую руку” государства) способствует экономическому развитию. По мнению Дугласа С. Норта, “неспособность обществ обеспечить действенное и недорогое исполнение договорных обязательств выступает главным источником и исторического застоя, и нынешней отсталости” {88}. Обеспечение исполнения обязательств третьей стороной необходимо для преодоления нежелания агентов негосударственного сектора участвовать в поэтапных экономических операциях (особенно если этапы разнесены географически и во времени). Исполнение обязательств по договору могут обеспечивать такие агенты негосударственного сектора, как биржи, кредитные учреждения и арбитры. Однако, как правило, “обеспечение исполнения обязательств третьей стороной означает… становление государства как способной к принуждению силы, могущей регулировать имущественные права и обеспечивать возможность принудительного исполнения договоров” {89}.

Проблема в том, что государство может злоупотреблять своими полномочиями, а значит, его нужно сдерживать. Авнер Грейф из Стэнфорда полагает, что если государственные институты, ответственные за обеспечение исполнения обязательств, раскрывают данные о местоположении и размере собственности частного лица, то правительство или его представители могут испытать искушение присвоить собственность полностью или частично {90}. Если государства не связаны правом, надежнее оказываются негосударственные институты, обеспечивающие исполнение обязательств, например, действовавшее в XI веке в бассейне Средиземного моря сообщество магрибских купцов, построенное на основе общей религии (иудаизма) и родственных связей, или почти вездесущая шотландская диаспора в XVIII веке, или южноазиатские торговцы в Восточной Африке. Подобные сети действуют сейчас во многих регионах (вспомним о китайских деловых сообществах вне Китая). Недостаток, который роднит их со средневековыми гильдиями, – это стремление огородиться от чужих, образовывать монополии, препятствующие конкуренции и снижающие экономическую эффективность. Вот почему негосударственное обеспечение исполнения обязательств по мере развития и усложнения экономики, как правило, уступает место государственному. Однако этот процесс зависит от удерживания государства от вмешательства в сферу частной собственности. Это главная функция верховенства права применительно к экономике. Имущественные права первичнее прав человека.