Геннадий Воробьев - Кибернетика стучится в школу

Когда же приходит пора экзаменов, все разрешается естественным образом: «автомат» выдает всем пятерки, потому что работа говорит сама за себя и неотличной она быть не может.

С каждым годом отношения студентов с профессором становятся менее сдержанными и более доверительными.

Конечно, он мог бы быть чуточку приветливее. А то лишний раз не подойдешь к нему, представив, с какими людьми он общается и какие книги пишет. Только окончившие вуз и сотрудничающие с пим почти на равных узнают по-настоящему его простоту, скромность, отзывчивость.

Первый раздел последней и самой важной главы книги мы посвятим учителю. Это он — центр системы обучения, источник информации, которая должна доходить до приемника своевременно, без помех и искажений.

«Кибернетика» в переводе с греческого — кораблевождение. Очевидна взаимосвязь между действиями рулевого и тем, как идет корабль. В любой кибернетической системе эта связь, не всегда видимая, должна действовать так же четко.

Управлять кораблем — значит, дойти до места назначения (пе заблудиться, не утонуть). Не только дойти, но и прийти вовремя (не всегда хорошо перевыполнить план, не выполнить — всегда плохо). Не только вовремя, но и с наименьшими затратами (план любой ценой — дорогое удовольствие). Для этого надо четко реагировать и быстро приспосабливаться к меняющейся обстановке, проверять, насколько правильны были твои команды и насколько их хорошо выполнили, извлекать уроки из своих действий и в дальнейшем действовать лучше. Все это критерии кибернетичности: целенаправленность, быстродействие, экономичность, чувствительность, реактивность, приспосабливаемость, самообучаемость на основе четко работающей обратной связи. Все они находятся в сложной взаимосвязи, и то, что хорошо для одного, плохо для другого. Если в системе достигнуто компромиссное соотношение, говорят, что она работает оптимально и навыкают ее кибернетической.

И в кибернетической педагогике учебный процесс тоже рассматривается как «кораблевождение». Учитель-капитан уверенно ведет ученика или целый класс по бурному морю учебного материала. Он может сойти с капитанского мостика, заменить себя помощником-человеком или помощником-машиной, но если корабль сядет на мель, отвечать будет он.

К капитанам и учителям общественность давно выработала положительное отношение.

Двадцать лет назад один путешественник посетил заброшенную сельскую школу в горах Непала, которой руководил бывший солдат и рьяно обучал мальчиков и девочек начаткам военной муштры. «А как обстоит дело с начатками чтения и письма?» — спросил путешественник. «Это здесь ни к чему, — ответил солдат, — детям нужна дисциплина». Что думали по этому поводу местные жители? К учителю они относились хорошо.

«Меня давят года, горы давят снега, тебя давит невежество», — поучал монгольский учитель своего ученика. Отношение к учителю в этой стране можно охарактеризовать словами: почтительность, доверие, признательность. Человек, который научил тебя читать и писать, становится твоим вторым отцом, и благодарность к нему ты должен носить в своем сердце всю жизнь. «Последнее богатство — скот, среднее богатство — дети, высшее богатство знания» — констатирует монгольская пословица.

В наших южных школах экзаменационная пора совпадает с цветением акаций. Мои сверстники тащили на экзамен целые охапки белых веток, запах которых до сих пор вызывает у меня двойственное чувство. Может быть, эти охапки были данью уважения учителю, может быть, чем-нибудь иным. Во всяком случае, это не розы, имеющие рыночную цену и унижающие учителя, когда родители «сбрасываются», чтобы подарить их.

Хотим мы этого или не хотим, но авторитет учителя, как и врача, меняется.

Раньше врач священнодействовал в белом халате — форме, отгораживающей его от больных, требовал от них воры в искусство врачевания и безусловного подчинения.

Сейчас больной стал умный, образованный, он читает журнал «Здоровье», имеет свое мнение, которое хотел бы высказать врачу.

Да вот беда — врачу некогда его слушать: едва кивнув вошедшему, он скверным от спешки почерком что-то записывает в историю болезни предыдущего больного, а потом молча приступает к осмотру следующего. Чтобы спасти авторитет врача, требуется в корне менять медицинскую этику: врач не маг, не волшебник, он специалист, знающий не все, но могущий помочь при условии, что они с больным объединят усилия и направят их против болезни.