Коллектив авторов - Концепции современного востоковедения

Принципиальная возможность разночтений, расходящихся интерпретаций коренится, как полагает Аллахвердов, в разной природе идеализации анализируемого объекта, к которой естествоиспытатели и гуманитарии прибегают в равной степени, но естественнонаучная идеализация и гуманитарная оказываются, мы бы сказали, омонимами. «В естественной науке неизбежно строятся логически совершенные идеализированные объекты (принцип идеализации). Ученый-гуманитарий обязательно рассматривает все тексты и явления через призму собственных идеалов » 28 28 Там же. С. 99. . Иначе говоря, естественнонаучная идеализация есть результат применения логического принципа абстракции, в то время как гуманитарная – следствие признания непротиворечивости научной конструкции по отношению к презумпциям автора или соответствующего научного сообщества («…в гуманитарной науке все решает научное сообщество» 29 29 Там же. С. 106. ). Еще иначе можно сказать, стоя на обрисованных позициях, что естественнонаучная истина есть продукт согласования идеального объекта с чем-то, что внеположено как самому этому объекту, так и исследователю, а гуманитарная предполагает согласование одного идеального объекта с другим (другими), в равной степени порожденными исследователем.

Сами гуманитарии отнюдь не спешат безоговорочно признать фатальную невозможность строго научного, логически выверенного доказательства истин, добываемых (генерируемых) представителями своих наук. В качестве определенной индикации соответствующих настроений можно привести слова М. Л. Гаспарова, где за несколько легкомысленной формой стоит вполне серьезное содержание: «Главное в том, чтобы считать, что дважды два – четыре, а не столько, сколько дедушка говорил (или газета “Правда”, или Священное писание, или последний заграничный журнал)» 30 30 Философия филологии: Круглый стол // Новое литературное обозрение. 1996. № 17. С. 53. . «Дважды два – четыре» здесь, конечно, символ точного знания, не зависящего от конвенций и традиций научного сообщества настолько, насколько это вообще возможно 31 31 Мы оставляем в стороне не столь уж редко выдвигающийся тезис, согласно которому естественным наукам точность придает использование математики, благодаря которой поведение Вселенной «описывается небольшим числом математических законов, в свою очередь выводимых из некоего общего набора физических принципов, также выражаемых на математическом языке» ( Клайн М. Математика: Поиск истины. М., 1988. С. 142). Во-первых, природа объяснительной силы математики сама по себе является своего рода загадкой; во-вторых, математизация гуманитарных наук, в особенности средствами неколичественной математики, в последние десятилетия также набирает силу. .

Приведем пример из области фонологии. В русском языке, как известно, существуют звонкие и глухие согласные, а наряду с ними – сонанты м, н, л, р (и их мягкие корреляты). Физически (акустически) сонанты, бесспорно, являются звонкими согласными: в их образовании существенно участие голоса (колебаний голосовых связок), типична насыщенная формантная структура, т. е. ярко выраженные области усиления определенных частотных областей спектра. Являются ли сонанты звонкими с функциональной, фонологической точки зрения? Обычно считается, что нет. Фонология основана на существовании системы оппозиций (так, согласный б потому лишь выступает звонким, что именно звонкость противопоставляет его согласному п , во всем остальном, кроме глухости, практически равному б ). В русском языке, в отличие от некоторых других, наподобие тибето-бирманского языка мизо, не существует глухих сонантов – следовательно, имеющиеся сонанты нет оснований считать (фонологически, системно, функционально) звонкими, они просто нейтральны по отношению к этому признаку.

Возможен, однако, и иной подход. В системе русских согласных признак «звонкость/глухость» бесспорно существует . Следовательно, мы должны автоматически приписывать его любой фонеме, если это согласуется с ее реальными свойствами. Тогда сонанты окажутся все же звонкими.

Налицо как будто бы множественность выбора между разными научно-фонологическими текстами, предпочтение должно определяться принятой парадигмой описания.

Есть, однако, способы, которые могут способствовать обоснованию выбора, не сводящегося к конвенциям и внетеоретическим предпочтениям. Сошлемся лишь на один из них. Как хорошо известно, в русском языке имеет место принудительная ассимиляция глухих согласных перед звонкими, когда этимологически глухие заменяются на звонкие. Например, невозможны сочетания сд ( сделать ), тб ( отбрить ) и т. п. – мы с необходимостью произносим зделать, адбрить и т. п. Последующий звонкий «навязывает» свою звонкость предыдущему и уже самим данным фактом подтверждает свою фонологическую (системную, функциональную) реальность. Иное дело аналогичные сочетания с сонантами: здесь нет никаких запретов на сочетания как звонких, так и глухих с последующими сонантами, ср.: снасть и знать , отмерял и адмирал и т. п. Иначе говоря, сонанты, будучи акустически звонкими, свою звонкость в фонологических процессах никак не обнаруживают, не «навязывают» ее предшествующим согласным, как это делают звонкие шумные, т. е. несонанты д, б и т. п. Это и служит доказательством фонологической нейтральности сонантов по отношению к признаку «звонкость/глухость», т. е. их фонологической незвонкости. Трудно считать, что доказательность такого рода построений менее убедительна и в меньшей степени надежна для получения однозначного ответа, чем любое суждение из области естественнонаучных дисциплин.