Б. Соколов - Молотов. Тень вождя

Сталин несколько раз демонстративно отвергал на Политбюро некоторые предложения Молотова по хозяйственным вопросам, чтобы показать, что лиц, не подлежащих критике, в Политбюро нет. А по поводу доклада Вячеслава Михайловича на XVIII съезде партии 14 марта 1939 года о третьем пятилетием плане Политбюро на следующий день по инициативе Сталина приняло специальное постановление. В нем говорилось:

«Признать неправильным, что т. Молотов в своем докладе... не остановился на итогах дискуссии и на анализе основных поправок и дополнений к тезисам. Предложить т. Молотову исправить это положение».

В заключительном слове на съезде Молотов вынужден был изложить основное содержание предсъездовской дискуссии по пятилетнему плану. Подобного рода публичные порки (пусть и для узкого круга соратников) Иосиф Виссарионович устраивал Вячеславу Михайловичу неоднократно, чтобы тому служба медом не казалась. И чтобы Молотов и все остальные помнили, что расстрелять их можно в любой момент.

Жемчужина, возможно, уже тогда навлекла на себя гнев вождя тем, что покровительствовала еврейской интеллигенции. Говорили, что не без ее содействия Соломон Михоэлс в 1939 году был удостоен звания народного артиста СССР. Она не раз бывала по служебным делам за границей и, почти как всякая другая еврейка, имела там родственников. Так, осенью 1936 года она побывала в США, где, согласно некоторым предположениям, будто бы выполняла личное поручение Сталина пролоббировать с помощью своего брата Сэма Карпа, жителя Нью-Йорка, заказ на строительство для СССР двух линкоров стоимостью 200 миллионов долларов.

При- желании сфабриковать шпионское дело с участием Жемчужиной можно было проще простого.

То, что сажали и расстреливали оппозиционеров, кулаков, бывших белогвардейцев, такой убежденный сталинист, как Феликс Чуев, еще мог понять и принять. Готов он был поверить и в какой-то заговор Тухачевского и других военных. Но репрессии против выдающихся ученых, конструкторов вооружения и боевой техники ставили его в тупик. На вопрос Чуева: «Почему сидели Туполев, Стечкин, Королев?» — Молотов ответил:

«Много болтали лишнего. И круг их знакомств, как и следовало ожидать... Они ведь не поддерживали нас... В значительной части наша русская интеллигенция была тесно связана с зажиточным крестьянством, у которого проку-лацкие настроения, страна-то крестьянская. Тот же Туполев мог бы стать и опасным врагом. У него большие связи с враждебной нам интеллигенцией. И если он помогает врагу и еще благодаря своему авторитету втягивает других, которые не хотят разбираться, хотя и думает, что это полезно русскому народу... А люди попадают в фальшивое положение. Туполевы — они были в свое время очень серьезным вопросом для нас. Некоторое время они были противниками, и нужно было еще время, чтобы их приблизить к советской власти. Иван Петрович Павлов говорил студентам: “Вот из-за кого нам плохо живется!” — и указывал на портреты Ленина и Сталина. Этого открытого противника легко понять. С такими, как Туполев, сложнее было. Туполев из той категории интеллигенции, которая очень нужна Советскому государству, но в душе они — против, и по линии личных связей они опасную и разлагающую работу вели, и даже если не вели, то дышали этим. Да они и не могли иначе!

Что Туполев! Из ближайших друзей Ленина ни одного в конце концов не осталось достаточно преданного Ленину и партии, кроме Сталина. И Сталина Ленин критиковал. Теперь, когда Туполев в славе, — это одно, а тогда ведь интеллигенция отрицательно относилась к советской власти! Вот тут надо найти способ, как этим делом овладеть. Туполевых посадили за решетку, чекистам приказали: обеспечивайте их самыми лучшими условиями, кормите пирожными, всем, чем только можно, но не выпускайте! Пускай работают, конструируют нужные стране военные вещи. Это нужнейшие люди. Не пропагандой, а своим личным влия-

нием они опасны. И не считаться с тем, что в трудный момент они могли стать особенно опасны, тоже нельзя. Без этого в политике не обойдешься. Своими руками они коммунизм не смогут построить».

Туполева Молотов подозревал в том, что он был связан с эмигрантскими комитетами во Франции и Германии.

Надо признать, что Сталин и Молотов блестяще справились с этой непростой задачей — запугиванием и приручением интеллигенции. Тех из интеллигентов, которых сочли особо опасными, расстреляли, менее опасных отправили в лагеря, а тех, которым не доверяли, но от услуг которых нельзя было отказаться, в частности конструкторов вооружений и военной техники, посадили в «шарашки» — специальные тюремные НИИ и КБ в системе НКВД, где ученые и конструкторы ударным трудом могли заслужить себе прощение и возвращение утраченных материальных благ и публичной славы. Кроме того, отрыв от семьи и полная закрытость «шарашек» гарантировали секретность военных разработок.