АС виллар.indd

Легенда о бородачах

Позже появились легенды о «земле бородатых людей» на неизвестных островах Ледовитого океана. Люди эти отличались высоким ростом, обладали длинными бородами и густыми бровями. Были они морскими охотника-ми-зверобоями и жили целыми поселками. Ездили «бородатые» на санях, запряженных огромными собаками, похожими на волков.

Однажды, уже в середине XIX века, некий зверопромышленник попал на один из арктических островов и набрел на поселение «бородатых». Островитяне продержали промышленника в запертом доме шесть недель, зла ему не чинили, а потом, взяв с него клятву молчать об увиденном, завязали глаза и проводили далеко от селения, одарив на прощание белыми песцами и красными лисицами. Во время своего вынужденного заточения этот человек слышал колокольный звон и песнопения в молельне, из чего заключил, что попал в раскольничий скит.

Предание говорит, что бородачи на том острове жили уже лет четыреста. Эти легенды стали одной из причин поиска в конце XIX века загадочной земли Санникова.

Легенда о «земле бородатых» — это крестьянская мечта о вольной земле без государства и власти. К сожалению, за вольным человеком следом всегда идет «служивый», «государев человек», а потом и чиновник со своими законами. Но помнит народ первого, а не последнего. О чиновниках легенд и песен не слагают. XVII век без всякого преувеличения можно назвать героическим. Странное это было время! Историки до сих пор не могут объяснить все, что произошло тогда на территории Восточной Сибири.

Известный сибировед прошлого столетия С.В. Бахрушин однажды написал: «Служивых людей охватила какая-то горячка. Внешне это проявилось как некое наваждение, порою в событиях проявлялась как бы полная анархия». Как тут не вспомнить теорию Льва Гумилева, охарактеризовавшего этот период русской истории как «пассионарный перегрев». Солнечная энергия била через край, и рвались люди на восход солнца.

2. Побег и разбой — формы протеста

В 1747 году Колывано-Воскресенские горные заводы, ранее принадлежавшие богатейшим промышленникам Демидовым, были переданы в собственность царской династии, и местные крестьяне превратились в пожизненных рабов. Вместо отдачи в солдаты их приписывали к заводам в качестве мастеровых, отрывали от семьи и хозяйства. Зарплата рабочих составляла в среднем 16 рублей в год.

Жили они в бараках под охраной солдат и казаков, не имели права уходить с заводов — виновного подвергали наказанию. Любое насилие рождает сопротивление, и побег стал самой распространенной формой протеста.

Бежать, чтобы не мучиться

За 50 лет было зафиксировано 2619 побегов. В судебных материалах второй половины XVIII века сохранились показания пойманных беглецов. Например, горные работники Неупокоев и Яренский в 1784 году «сговорились бежать, чтоб не мучиться», служитель Барнаульского завода Казанцев заявил, что «лучше в киргизы уйти пасти коней, а не работать в руднике», а 17-летний Иван Карпов, работая у плавильной печи, «стосковался по матери своей и с глупости в ночное время бежал». Кнут, пытка, ссылка на Нерчинские заводы и казнь способствовали увеличению числа беглых.

Длительный побег был редкостью, но даже неудачная попытка вырваться на волю вдохновляла на тот же поступок многих мастеровых. Беглецы-«рецидиви-сты», неоднократно уходившие с заводов, становились почти фольклорными персонажами. Еще в прошлом веке на Алтае сохранялись легенды о беглецах Сороке (Иване Сорокине), Криволуцком, Селезневе, братьях Белоусовых. Большинство беглецов находились на воле меньше года, но иным удавалось скрываться по 10, 12, а девятерым счастливчикам — 17 лет.

Один из историков XIX века писал: «Воровская слава беглецов привлекала к ним сподвижников, развращала крестьян возможностью легкой наживы». Действительно, часть бежавших ради пропитания и мести угнетателям становились разбойниками. В 1826 году в тюрьму Змеиногорского рудника были заключены «Колыванско-го завода каменоломцы» Прокопий, Константин, Степан и Ерофей Белоусовы, которые с девятью своими товарищами обвинялись «в побеге, воровствах и грабеже у людей разного звания 3000 рублей».

Великий сибирский историк Афанасий Щапов считал разбойников «особым многозначительным в народной массе типом беглых». По его убеждению, «разбойничество», как и бродяжничество, являлось свойством русского и в частности сибирского характера. Его начало он видел в мифических русских богатырях, новгородских ушкуйниках, сподвижниках Степана Разина и Емельяна Пугачева. «Солдатчина, крепостной гнет и произвол начальства вызывали мщение и разгул могучей физической силы, направленные на богачей, дворян-помещиков, начальников», — писал Щапов.