Потрясающие открытия распознанная7

что Фэдэ вышел на крыльцо. Вот он крикнул:

— Миша, подожди!

Мишка сначала хотел побежать, но остался на месте. Ведь все равно его никто не сможет удержать, если он этого не захочет.

— Здравствуй, — сказал Фэдэ.

— Здравствуйте, Федор Дмитриевич...

— Знаешь что, — таинственно прошептал Фэдэ, — я без пальто могу простудиться. Зайдем ко мне на минутку.

— А нет ли тут какого подвоха? — спросил Мишка.

Фэдэ расхохотался:

— Честное учительское!

— Я верю. Только поздно вот.

— А мы на цыпочках, — сказал Фэдэ и подмигнул.

Мишка улыбнулся:

— Пойдемте...

Они тихо вошли в комнату Фэдэ.

Мишка раздеваться не стал.

— Я ведь на минуточку...

— Я сейчас, мигом, — сказал Фэдэ и вышел.

Мишка тревожно поерзал в кресле. Он стал

мысленно высчитывать, сколько времени понадобится учителю, чтобы добежать до его, Мишкиного, дома и вернуться обратно. Но Фэдэ мгновенно вернулся с чайником и огромной сахарницей.

— Крепкий чай на ночь пить вредно, — сказал Мишка.

— А мы будем слабый.

Они пили чай и разговаривали, как два очень близких человека, как равный с равным. Они гово-. рили о школьных делах, о новых кинофильмах, а о

том случае, который произошел с Мишкой, Фэдэ даже не вспоминал. А Мишка — тем более...

— Жарко у вас, — сказал Мишка и снял пальто.

— Домой хочешь? — неожиданно спросил Фэдэ.

Мишка растерялся и вдруг заплакал. Обычно он

стеснялся слез, а сейчас ему не было стыдно.

А Фэдэ вел себя так, как надо. Он не стал успокаивать Мишку, а дал ему носовой платок, потом легко нажал ему на нос и прогудел, как самосвал:

— Би-и-и!

И Мишка невольно улыбнулся.

— Держи портфель, — сказал Фэдэ, — и не расставайся с ним. Там у тебя задачка неправильно решена, приходи завтра после уроков.

Они вышли на улицу. Дождь перестал. Впереди по лужам бежала луна. И Мишка почему-то вспомнил сказку, которую ему когда-то рассказывала мать: мальчик шел по темному лесу, а впереди катился клубок, указывая путь. Луна бежала впереди, и догнать ее было невозможно...

— До свидания, — сказал Фэдэ.

— До свидания, — сказал Мишка.

Только в окнах его квартиры горел свет. Его ждали...

МОЖНО ЛИ ДРУЖИТЬ С ДЕВЧОНКОЙ?

Я раньше всегда возвращался из школы вместе с Мишкой и Галкой. Сегодня мне пришлось идти только с Галкой. А все оттого, что Мишку выбрали редактором стенной газеты. И теперь он все вече-

ра в пионерской комнате просиживает. Подшивки «Костра» листает. Стиль вырабатывает. Ох и важный он стал. А мы с Галкой — тоже редколлегия: Галка стихи пишет, а я газету вывешиваю. А Мишке стихи не нравятся. Вот и сегодня... Ну разве плохое стихотворение?

Уж осень наступает,

Уж пахнет преяотой,

Уж роща отряхает Последний лист златой.

А он забраковал. Говорит — не пойдет, у нас — зима, и надо идти в ногу со временем. Зазнался Мишка! <-

Галка потеряла где-то варежки. Руки у нее покраснели от холода. Я мог бы, конечно, отдать ей свои или понести ее портфель, но не стал этого делать. На нашей улице это не принято. Да и ребята разные вертелись... И вообще я не переношу девчонок. Разве девчонка может быть настоящим товарищем? Вот если б я, допустим, потерял варежки, Галка мне никогда бы не дала свои.

Молча идти было неудобно, и я из приличия решил начать разговор.

— Снежок валит...

— Уроков много задали, — не к месту сказала Г алка.

Мы снова замолчали.

— Приходи в восресенье на каток, — неожиданно предложила Галка.

— Ладно, — сказал я. — Может, приду, а может, не приду.

И мы расстались.

Дома меня, как всегда, ожидали неприятности. Моя сестренка Танька взяла полочку, которую я выпиливал целую неделю, и устроила из нее постель для своей куклы Моти. Танька ждала, что я начну на нее шуметь, кричать, топать ногами. Но я применил совершенно новый педагогический прием. Ни слова не говоря, я зашвырнул Мотю в другую комнату, взял полочку и повесил на место. Танька была настолько потрясена, что сразу даже не заревела. Лишь когда увидела, что у куклы отвалилась голова, она подняла такой вопль, что я был вынужден уйти в папину комнату и не подавать никаких признаков жизни. По себе знаю: свяжись с девчонкой — всегда в дураках окажешься!

Танька никак не успокаивалась. Она нажаловалась бабушке, а та напустилась на меня.