Все красивое и новое явно или косвенно ценно для выживания. Но любая новизна, чтобы быть воспринятой, «услышанной» и оцененной, должна пройти через стадию красоты. Жизнеспособное общество начинается не с рационального осознания удобства взаимного выживания, а с единства иррационального – эмпатии на основе общих представлений о прекрасном, способных меняться от общества к обществу, от века к веку и от человека к человеку. Мы можем не только по-разному «знать», но и чувствовать. Не зря поговорка «о вкусах не спорят» так популярна.
Шеллинг считал, что красота это бесконечность, выраженная в конечной форме. Я бы уточнил, что красота указывает на всеобщие законы бытия, которые мы в этой красоте распознаем. Но одновременно с тем любая красота имеет динамические (меняющиеся) границы, иначе никто не мог бы ее различить, выделить. Любое произведение искусство формирует граница, отделяющая его от остального мира. Для картины это рамка, для театра – сцена, для кино – экран, для ритуала и игры – время и место их совершения. Культура рождается из границ, в которых действует определенное единство эстетических вкусов. Поэтому культура – прежде всего нормы и запреты; пределы, а не беспредел.
Изначально красивое – есть служащее некой идее, воплощая ее наилучшим образом, исполняющее свою миссию. Например, целая чашка красива – она свою роль исполняет. Разбитая некрасива. «Красивый человек» – слишком широкое понятие, поскольку предназначение человека неясно. А вот «красивая девушка» яснее: такая, которая наилучшим образом может послужить для рождения здоровых детей. «Красивое яблоко» – без видимых изъянов, аппетитное. Нецелое, ущербное = некрасивое.
Но человек взял на вооружение красоту, используя ее как магическую силу – вначале, вероятно, для власти над стихиями (духами), а теперь эксплуатирует ее как некую харизматическую силу, воздействующую на эмоции других людей. Человек создал рафинированную красоту; отделил идею красоты от предмета, подвесил ее в воздухе, превратив в магию. Рафинированная красота выражает только одну идею – избыточности, богатства, психоделичности. Так, красивый гроб с рюшечками никак не улучшает функциональность гроба, не является реализацией идеи гроба. Или инкрустированная камнями рукоятка меча служит лишь показателем пафосности ее владельца, никак не улучшая «мечность» меча. Отсюда все эти помпезные стили рококо, ампир, гламур. Отсюда и искусство – первоначально магическое, т.к. его функцией было улавливание идей, отделение их от предмета. Сегодня искусство уже часто не удовлетворяется простыми идеями, ищет или творит сложную красоту, тем самым следуя одним с наукой направлением в познании мира. Собственно, любая наука – искусство работы с фактами. И тогда все, чем занимается человек – наука или искусство. В чем их отличие? Наука работает с фактами общими и повторяемыми, а искусство – с частными и неповторимыми.
Все ценное, воспринимаемое обществом как достойное запечатления в памяти культуры, выглядит как симбиоз красоты и новизны. Именно «настоящее», «цепляющее» (или делающее одержимым, приводящее в экстаз) люди ищут везде – в жизни, в искусстве, в науке. А когда речь идет о жизни сознания, то можно даже не делать различия между жизнью и искусством, реальностью и вымыслом, бытием и мечтами, планами, идеями. Наши мысли направляют нас в ту сторону, где мы видим притягивающее нас Настоящее – красоту и/или новизну. Вот это «и/или» является важной отличительной чертой, делящей людей, творящих и воспринимающих творчество, на две большие категории.
***
Иногда, чтобы сказать что-то новое, нужно создать новый язык. Искусство – это соревнование индивидуальных языков по выражению единых истин, понятых через призму субъективного восприятия. То же касается философии, которая, как мы говорили, есть одна из сутей сознания – субъективного «схватывания» мира.
Сознание – нечто избыточное по отношению к природным нормам психической жизни. А что такое норма? Предсказуемость, повторяемость, следование каким-то древним программам. Наличие сознания, которое выбивается из колеи работающих программ и способно само себя перепрограммировать – уже бунт против природы. Меньше сознания – больше здоровья для психики, больше природы.
Культура и отдельное сознание соотносятся как два зеркала. Поставив их напротив друг друга, мы никогда не сможем узнать, какие именно призраки отразятся в этих зеркалах. А пытаясь заглянуть в межзеркалье, будем видеть лишь себя. Это пространство – сфера действия творческой воли, в которой индивидуальный разум с одной стороны работает с личным опытом и генетически усвоенным багажом психики, а с другой – с усвоенным опытом культуры.
Читать дальше