Подобное положение вещей устраивало центральное правительство, которое не предпринимало решительных действий для его пересмотра. С делопроизводственной точки зрения в этом случае наиболее простым решением было продолжение ведения составленных когда-то списков «людей» удельных и служилых князей без проведения трудозатратных верстаний, хотя очевидно, что при наличии политической воли решить этот вопрос было достаточно просто. В 1550-х гг. с проведением общегосударственных смотров большая часть подобных групп перестает упоминаться в источниках.
Отличались от местных детей боярских также переселенцы, переведенные на новые места службы. По наблюдению В. Б. Кобрина, именно на них первоначально распространялось употребление термина «помещик» [20] Кобрин В. Б. Власть и собственность… С. 96–97.
. Вопрос о подобных переселенцах стоит разделить на две части. С одной стороны, речь шла о поместной колонизации новоприсоединенных территорий на окраинах страны. Новые корпорации, создаваемые здесь, включали в себя большое число выходцев из различных уездов, превращаясь в своеобразные «плавильные печи». Первым примером такого рода стала Новгородская земля, в которой были представлены выходцы практически из всех уездов [21] Веселовский С. Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. М.; Л., 1947. Т. 1. С. 294–295.
. Позднее этот опыт был распространен на Вяземский, Дорогобужский и Бельский уезды, которые перешли под власть Москвы после успешных войн с Великим княжеством Литовским. Общность статуса и совместная служба в течение короткого времени нивелировали разницу между детьми боярскими, происходившими из разных уголков страны. Новгородцы, потомки испомещенных на конфискованных землях, московских служилых людей, в первой половины XVI в., не говоря уже о более позднем времени, представляли собой монолитную массу, в которой практически невозможно было выявить исходные составные элементы. Их обособленность от остальных служилых людей имела уже вторичный характер и была обусловлена особенностями их службы [22] Бенцианов М. М. «Князья, бояре и дети боярские». Система служебных отношений в Московском государстве в XV–XVI вв. М., 2019. С. 123–132. В некоторых чертах они позднее и воспринимались как наследники новгородских бояр.
.
Какое-то время переселенцы, безусловно, сохраняли память о своем прежнем происхождении. Интересным является пример Василия Хрущова Болтина. Этот сын боярский, попавший в литовский плен в 1535 г., в протоколе допроса был обозначен как «родом з Ростова, помещик з Лук». Подобная характеристика с избыточной информацией о его ростовском происхождении явно было получена с его слов, являясь одним из маркеров самоидентификации служилого человека. На практике, однако, подобные связи имели не слишком большое значение. Анализ системы поручительства, по данным более поздней десятни 1577 г., показывает, что выходцы из одних и тех же территорий, волею судьбы оказавшиеся вместе в Коломенском уезде, не слишком поддерживали друг друга, начиная выстраивать отношения с новыми сослуживцами [23] Радзивилловские акты из собрания Российской национальной библиотеки: первая половина XVI в. // Памятники истории Восточной Европы (Monumena Historica Res Gestas Europae Orientalis Illustrantia). М.; Варшава, 2002. Т. 6. № 57. С. 137; Бенцианов М. М. «Князья, бояре и дети боярские»… С. 279.
.
С другой стороны, часто переселения имели вынужденный характер, затрагивая сложившиеся (в той или иной степени) группы местных землевладельцев. Часто они компактно размещались неподалеку друг от друга. Длительность сохранения ими своего обособленного положения прямо зависела от несения службы по особым спискам, то есть должна была подтверждаться целесообразностью их существования в виде отдельной группы.
Те же новгородцы, «прирожденные изменники» по определению промосковских летописцев, быстро утратили свою идентичность, будучи переведенными в восточные уезды. Некоторые из них, очевидно, уже 1480-х гг. получили статус дворовых детей боярских и уравнены за счет этого в правах с представителями «старых» служилых фамилий. В качестве кормленщика отметился даже Яков Дмитриев Исаков, внук казненного после Шелонской битвы «крамолника» Д. И. Борецкого и правнук «прелестные жены Марфы», знаменитой Марфы-посадницы. В целом, несмотря на внушительное количество новгородских фамилий в некоторых уездах (Юрьев, Владимир, Кострома и особенно Нижний Новгород), в источниках не сохранилось признаков сохранения ими внутрикорпоративных связей. Единственным примером использования специфического обозначения является запись Ивана Александровича (sic) Самсонова, «новогородца», в списке погибших в битве на Ведроши (1500 г.) в синодике московского Успенского собора [24] ПИРСС. С. 175.
.
Читать дальше