Николай Болотов - Парадоксы интеллектуального чтива. Книга третья «Экономика России по Аристофану»

Хремил

– Слепой, клянусь тебе.

Блепсидем:

– Вот то-то он ко мне совсем не заходил!?

Хремил

– По милости богов, зато теперь придёт!

Блепсидем

– А может быть, к нему врача бы нам позвать?

Хремил:

– Какой же врач найдётся в нашем городе? Вознагражденья нет – так и леченья нет.

Удивительное дело (моя ремарка): Сколько лет прошло, а сложные операции и сейчас на вес золота.

Но Блепсидем не отчаивается:

– Поищем! (Обводит взглядом зрителей.)

Хремил

– Конечно, так. Но я придумал лучшее: Давай его положим в храм Асклепия.

В моей транскрипции – положим в относительно бесплатный стационар. И они было отправились к Эскулапу, но обоих их останавливает торопливо идущая старуха страшного вида, в лохмотьях.

Старуха (свирепо):

– На дерзкое, преступное, безбожное дерзнувшие, людишки вы несчастные, – Куда? Бежать? Нет, стойте!

Вас, жалкие, я погублю безжалостно: Дерзнули вы на дерзость нестерпимую, какой никто и никогда не пробовал. Ни человек, ни бог.

За то – погибнете!

Не знаю, как вам, а мне эта сцена напоминает современное церковное проклятие! Поэтому сочувствую

Хремилу, который (собираясь с духом):

– Да кто же ты? Бледна, как привидение…

– Я – Бедность, та, что с вами много лет живёт!

Блепсидем совсем струхнул, но Хремил нашёлся:

– Не бойся. Знаю, что с её характером один лишь Плутос сладить в состоянии.

Бедность наступает:

– Вы, грязные, дерзить и хрюкать смеете, когда с поличным в страшном деле пойманы?

По-вашему, меня вы не обидели, пытаясь так устроить, чтобы Плутос ваш опять прозрел?

Хремил:

– Да что же тут обидного, когда для всех людей добро мы сделаем?

Бедность:

– Какое же добро, скажи?

Хремил:

– Какое же? Тебя, во-первых, из Эллады выгоним!

Опять же не могу удержаться от ремарки.

Врёт поговорка, что ничто не вечно под Луной. Всё как раз наоборот. Мы россияне и через 2500 лет боремся с бедностью негодными средствами……. И, видимо поэтому Бедность задаёт друзьям философский вопрос, неразрешимый и по сей день:

– Изгнать меня?

Тогда какое же есть худшее из зол, возможных для людей?

Но они бедность прогнали, и Асклепий вылечил Плутоса, который идёт к ним, но окружён толпою он несметною.

Все люди, что доселе были честными и бедными, теперь его приветствуют и руку жмут ему, сияя радостью;

Богатые ж, владевшие имуществом обильным, да нечестно приобретённым, и хмурят брови и глядят все пасмурно…

А те идут, венками увенчав себя, смеясь, благословляя.

Мерной поступью шагают старики, стуча подошвами.

Ну, полный древний коммунизм! Мне очевидно, с чего К. Маркс и Ф. Энгельс списали свой коммунистический манифест…..Вот с каких времён призрак коммунизма бродит по Европе!

Весь четвёртый эписодий Аристофан посвящает этому своеобразному коммунистическому шествию во главе с богом, впереди Плутос, за ним – Хремил и народ, все с венками на головах.

Плутос (воздевая руки):

И прежде всех – тебе привет, о Гелиос!

Священная Паллада – мир земле твоей

И всей стране Кекропа, давшей мне приют!

Своих несчастий, прежних, я стыжусь теперь:

Не ведал я, с какими раньше жил людьми!

А всех достойных моего сообщества

Я избегал, не видя их. О горе мне!

Неверно поступал в обоих случаях.

Иначе я теперь все это сделаю,

И докажу всем на земле отныне я,

Что против воли был я с негодяями!

В эписодии пятом раскрывается материальная суть этого благоденствующего общества. Из дома выходит Карион в полной прострации:

Как сладко жить, коль валит счастье, граждане,

И ничего тащить не надо из дому!

Добра такая куча в дом вломилась к нам,

Хоть никого ни в чем мы не обидели.

Разбогатеть – такая вещь приятная!

Наполнены лари мукою белою,

Кувшины же – вином душистым доверху;

Посуда вся и серебром и золотом

Полным-полна – ну, просто удивительно!

Колодец полон масла, а бутылочки —

Душистой миррой, кладовые – фигами;

А уксусницы, блюдца, утварь разная —

Вся стала бронзовой. Дощечки старые

Для рыбы – все серебряными сделались.

Очаг же вдруг у нас слоновой кости стал.

Мы, слуги, в «чет и нечет» лишь статерами (золотыми монетами)

Играем, подтираемся ж не камешком…..

Но что-то в том не нравится Аристофану, если премудрый раб заканчивает свою тираду словами:

Но лист чесночный в негу погружает нас.

Хозяин мой теперь, венком увенчанный,

Свинью, козла, барана колет в жертву там,