Борис Жолус - Военно-медицинская академия в моей жизни

Оторопевшие старшие стола генерал и профессор-полковник медицинской службы вскоре успокоились. Генерал заметил полковнику, что из стоящего на столе бокала пил сам министр обороны. Тут же этот фужер попал во внутренний карман полковника.

Мы сидим в автобусе, где Пётр Прохожий рассказал мне эту историю. А в конце своей речи спрашивает: «А что ты унес из Кремля?». Я вез жене огромную польскую красную гвоздику со стола. «А я увёл вилку со штампом «ДС» – дворец съездов» – сказал Петр.

До посадки в автобус нас провели вдоль Кремлевской стены – колумбария. За оградкой у доски Ю.А. Гагарина стояла женщина, её никто не беспокоил. На фоне огромного количества свежих венков вдоль Кремлевской стены после захоронения космонавтов она стояла и взывала: «Юрочка! Солнце небесное! Люди, берегите мир, берегите космонавтов».

На Клязьминском водохранилище в доме отдыха нас ждал обед. Праздник продолжался. Здесь отдыхали спортсмены – баскетболисты, видимо, команда ЦСКА. А на наших пригласительных билетах в Кремль появился автограф Ирины Родниной, которая оказалась здесь же.

Возвращались в Ленинград в тех же купе, сна не было, было общение перед предстоящим отъездом на службу, сопровождавшееся умеренной ликвидацией оставшегося от обеда «Бахуса». Утром дома нас ждали жёны и дети. Общение с однокурсниками было последним перед годами самостоятельной службы. В выпускном альбоме значилась первая дата встречи: 1976-й год, через 5 лет.

В детстве жизненный успех, достижение чего-то важного, мной связывалось только с хорошей учебой, знаниями. Бабушке Марии я обещал из Ленинской премии, которую планировал получить за научное открытие, дать денег на деревянный пол. В её домике полы были глиняными, и еженедельно она их выравнивала и подчищала мокрой тряпкой, ползая на коленках. В то время я жил в стране, где «все равны», и у каждого есть возможность быть лучшим, достигать высот в своей профессии, в любом деле.

Много позже, когда я уже был профессором, а бабушка давно умерла, так и не пожив на деревянном полу, мне стало понятным, что далеко не всегда отличная учеба или эрудиция, профессионализм являются главными критериями оценки человека и не обязательно делают его успешным.

Ленинскую стипендию я таки получил, но это была всего лишь стипендия, а не премия. Её размер составлял 100 рублей в месяц минус подоходный налог. Мои однокурсники получали обычную стипендию – 95 рублей в месяц. Видимо, общесоюзная ленинская стипендия в указанном размере присуждалась и студентам гражданских вузов, обычная стипендия которых составляла 30-40 рублей в месяц. Для них «Ленинка» была значительным подспорьем в жизни, а для слушателя академии она была высоким званием.

После окончания академии мне предстояло 3 года служить врачом-токсикологом на ядерном полигоне Новая Земля и 2 года командиром взвода – преподавателем специальных (медицинских) дисциплин в учебной роте санитарных инструкторов при 35-м военно-морском госпитале им. Н.А. Семашко в Кронштадте. Мечта вернуться в академию не оставляла. Судьба повернула в сторону военно-морской и радиационной гигиены, в адъюнктуру кафедры с таким названием в 1976 году я подал документы. Предстояло в третий раз поступать в Военно-медицинскую академию.

Поступление на кафедру военно-морской и радиационной гигиены совпало с моментом смены её руководства. Пост начальника профессор Н.Н. Алфимов передавал профессору Виктору Георгиевичу Чвырёву, который до этого был заместителем начальника кафедры общей и военной гигиены академии. Его «возвращение в моряки», а он заканчивал Военно-морскую медицинскую академию в 1947-м году, в кругу преподавателей с иронией отмечалось как «дважды моряк Советского Союза». Я оказался его первым адъюнктом, а наше общение и даже взаимодействие с 1976-го года происходит и сегодня, когда моему руководителю 93 года.

Адъюнктская подготовка в академии в 70-е годы была поставлена на высокий уровень. Будущие учёные и преподаватели осваивали не только азбуку научных исследований и её методологию, но и математический анализ полученных результатов, правила библиографического описания литературных источников, педагогику и психологию, философию, иностранный язык.

Вся подготовка оформлялась планом на 3 года, осуществлялся контроль его выполнения, адъюнкт периодически отчитывался на кафедральном заседании о ходе своей работы. Одним из разделов плана была педагогическая практика, фактически с первого года адъюнктуры приходилось самостоятельно вести практические занятия, а на лекциях профессора или доцента ассистировать. Школу адъюнктуры можно оценить как кладезь научной, педагогической, да и служебной подготовки.