Эти тревоги распространялись на мои статьи и исследования. Я много писала о маниакально-депрессивном заболевании для медицинских и научных журналов. Но не сочтут ли коллеги эти работы предвзятыми из-за моего собственного недуга? Эта мысль тревожила меня, хотя я и понимала, что одно из преимуществ науки – в том, что ваша работа в конце концов либо попадет в точку, либо нет. С течением времени предубеждения имеют обыкновение сходить на нет. Но реакция коллег беспокоила меня именно потому, что я открыто говорю о своем здоровье. Вот, например, на научной конференции я задаю вопрос или спорю с докладчиком. Будет ли это воспринято как позиция специалиста, который изучал и лечил душевные расстройства много лет? Или напротив – как взгляд в высшей степени субъективный, болезненный, присущий человеку, следующему своим личным интересам? Расстаться с мантией академической объективности – ужасающая перспектива. Вне всякого сомнения, моя работа несла на себе ясную и отчетливую печать полученного опыта и испытанных мною эмоций. Они сильно влияли на то, как я преподавала, как вела клиническую практику, на мою просветительскую деятельность. Личные эмоции и жизненный опыт определили для меня выбор научных интересов. Из всех составляющих проблемы маниакально-депрессивного расстройства меня более всего интересовали суициды, психозы, психологические аспекты болезни, сложности ее лечения, включая сопротивление приему препаратов, а также позитивные стороны мании и циклотимии и, наконец, важность психотерапии.
Однако самым важным для меня, как для практикующего врача, оставался вопрос, который Маусхарт столь изящно преподнес мне за обедом в Малибу: неужели я и правда думаю, что доктору, страдающему от душевного расстройства, можно доверять пациентов?
Когда зимой 1986 года я покинула Калифорнийский университет ради Вашингтона, я была одержима желанием получить преподавательский пост в медицинской школе и продолжать обучать студентов. Ричард, поступивший на работу в медицинскую школу при Университете Джонса Хопкинса, решил, что мне она тоже понравится. Следуя его совету, я подала заявку на преподавательскую должность на кафедре психиатрии и начала работу в этом университете уже через несколько месяцев после переезда. Ричард оказался прав: я сразу полюбила Хопкинс. Как Ричард и предполагал, одной из многих радостей работы в этом университете было то, что здесь относятся к преподавательским обязанностям со всей серьезностью. В восторг приводило меня и то, до какого совершенства здесь доведена забота о пациентах. Вопрос о праве на медицинскую практику неизбежно должен был возникнуть, это было лишь дело времени.
С привычным ощущением глубокого беспокойства, которое каждый раз возникает у меня при чтении документов о приеме на работу, я уставилась на лежащую передо мной кипу бумаг. «Больница Джонса Хопкинса» – было написано вверху каждой из страниц внушительными заглавными буквами. Скользя взглядом вниз, я увидела то, что и ожидала: форму заявления о праве на медицинскую практику. Надеясь на лучшее, но ожидая худшего, я решила в первую очередь разобраться с рутинными разделами документа. Я быстро поставила галочки в графе «нет» после длинной серии вопросов о профессиональной ответственности, страховании рисков и профессиональных санкциях. Привлекалась ли я к разбирательствам о врачебных ошибках и пренебрежении профессиональной ответственностью на прежнем месте работы? Были ли какие-то ограничения в моем страховом покрытии врачебных ошибок? Накладывались ли когда-либо ограничения на мою медицинскую лицензию? Вводился ли по отношению к ней испытательный срок с условиями, приостанавливалась ли она, не продлевалась, отзывалась, имею ли я замечания и нарекания, формальные и неформальные? Была ли я когда-либо объектом дисциплинарных взысканий каких-либо медицинских организаций? Имеются ли у меня какие-либо действующие дисциплинарные взыскания?
На все эти вопросы, слава Богу, ответить было легко. Вплоть до этого дня в нашу до нелепого сутяжническую эпоху мне удавалось избежать вызовов в суд за медицинские ошибки. Но в форме был и другой раздел – «Персональные данные», который заставил мое сердце трепетать. Я быстро нашла вопрос, требовавший гораздо больших усилий, чем просто чиркнуть галочку в клеточке «нет».
Страдаете ли вы либо лечитесь от какого-либо заболевания, включая злоупотребление алкоголем или наркотиками, которое может нанести ущерб выполнению вашей работы и обязанностей в больнице?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу