Olson M. The Logic of Collective Action. Public Goods and the Theory of Groups. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1965. P. 2.
Ibid.
Игнорирование этого, казалось бы, очевидного обстоятельства происходит в политической философии не столь редко и неизменно ведет к катастрофическим теоретическим следствиям. Наглядным примером тому может служить теория революции X. Арендт с ее противопоставлением «хорошей» Американской революции «плохой» (террористической) Французской революции. В основе противопоставления – «социальный вопрос», вопрос удовлетворения материальных интересов, прежде всего бедных групп населения. Американская революция будто бы смогла абстрагироваться от него, а потому занималась «чистой политикой» государственного строительства и «прав человека», тогда как Французской революции это не удалось, вследствие чего в ее рамках «свобода капитулировала перед необходимостью» (см.: Arendt H. On Revolution. N.Y.: The Viking Press, 1965. P. 54 ff). Такое противопоставление не только зиждется на фундаменте, говоря прямо, вульгарных философских взглядов – чего стоит только натуралистическое понимание необходимости (и бедности) как биологической потребности, противопоставленной истории в качестве свободы! Оно обусловливает фантастическое искажение характера и логики событий, составивших Американскую и Французскую революции. Представлять Американскую революцию, изначально сделавшую вопросы налогообложения стержнем своей идеологии («No taxation without representation»), свободной от детерминации экономической необходимостью и воплощающей «чистую политику» является верхом то ли наивности, то ли спекулятивного презрения к «материи истории». Более трезвые изображения Американской революции, конечно же, отчетливо фиксируют ее прозаические, материальные причины и механизмы (см.: Draper Т. A Struggle for Power: The American Revolution. N.Y.: Vintage Books, 1997. P. 183–212). Но признаком ее величия (а не лицемерия, достойного осуждения!) является преобразование таких причин и механизмов в идеологию и политику «неотчуждаемых прав человека». Как концептуально не совсем точно пишет упомянутый выше Дрейпер, «…право совпадало с частным интересом; столкновение прав было столкновением интересов» (Ibid. Р. 212). Неточность его заключается именно в том, что интересы, сублимированные в права, перестают с ними «совпадать»: борьба за права обретает собственную логику, не редуцируемую более к логике борьбы за интересы. В такой сублимации и состояло величие Американской революции – она продемонстрировала рождение «граждан» из «буржуа» и этим дала импульс всем эмансипаторским начинаниям последующих веков.
См.: Луман Н. Власть. М.: Праксис, 2001. С. 108–109.
Отличный обзор и анализ спора о значении политической апатии для современной демократии см.: De Luca Т. The Two Faces of Political Apathy. Philadelphia: Temple University Press, 1995.
Хорошее представление о сути этого спора дают материалы Н. Берри и Р. Планта в кн.: Barry N., Plant R. Citizenship and Rights in Thatcher's Britain: Two Views. L.: IEA Health and Welfare Unit, 1990.
Под этим имеется в виду не собственно «политическое государство», а государство как тотальность, как то, что Г. В. Ф. Гегель называет «первичным, внутри которого семья развивается в гражданское общество, а сама идея государства распадается на эти два момента…» (см.: Гегель Г. В. Ф. Философия права. М.: Мысль, 1990. Параграф 256. С. 278).
«Французская революция, – пишет Кожев, – несет гибель не Аристократам, но Буржуазии как таковой…». Кожев А. Введение в чтение Гегеля / пер. с фр. А.Г Погоняйло. СПб.: Наука, 2003. С. 162.
См.: Кожев А. Указ. соч. С. 136, 142.
В рамках данной работы нет возможности излагать мою версию теории исторического события. В ряде существенных моментов она близка теории события А. Бадью, хотя не совпадает с последней (см.: Капустин Б. О предмете и употреблениях понятия «революция». Критика политической философии. Избранные эссе. М.: Территория будущего, 2010. С. 149–170). Наиболее популярное и лапидарное представление теории события А. Бадью см.: Badiou A., Zizek S. Thinking the Event. Philosophy in the Present. Cambridge: Polity Press, 2009.
Гегель Г. В. Ф. Английский билль о реформе 1831 г. // Политические произведения. М.: Наука, 1978. С. 375.
Там же. С. 379.
Еще более парадоксальными и противоречивыми выглядят гегелевские характеристики США. С одной стороны, это – «страна будущего», страна преуспеяния, основанного на «гражданском порядке и прочной свободе», что суть ключевые признаки гражданского общества как определяющего элемента «современного государства». С другой стороны – это страна, где во всем преобладают частные интересы, а «к общему стремятся здесь лишь для достижения собственных выгод». Поэтому государство в Америке является «лишь чем-то внешним»; по сути дела говорить о «настоящем государстве» в этих условиях нельзя (см.: Гегель Г. В. Ф. Философия истории. М.–Л.: Соцэкгиз, 1935. С. 80–83). Какое будущее (в логике гегелевской философии истории) может быть у такой страны и в каком смысле ее следует считать «современной», остается неясным. Интересную интерпретацию гегелевской концепции США как «чистого гражданского общества», в котором место «государства» занимает всего лишь «правительство», см.: Bell D. The Hegelian Secret: Civil Society and American Exceptionalism // Is America Different? A New Look on American Exceptionalism / B.E. Shafer (ed.). Oxford: Oxford University Press, 2001.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу