Игорь Додонов - Трудные дороги освобождения. Третья битва за Харьков

И подобный приказ родился вовсе не из стремления к постепенному «отламыванию» висящих в воздухе флангов немецко-союзнических войск. Первоначальные мотивы Верховного Главнокомандующего были, если можно так выразиться, более прозаичны.

С.М. Штеменко пишет:

«Развитие боевых действий Воронежского, Юго-Западного и Южного фронтов во многом осложнялось тогда трудностями подвоза материальных средств. Потоки грузов для этих фронтов продолжали идти по тем же каналам, что и в период подготовки контрнаступления под Сталинградом. А войска-то продвинулись далеко на запад, оторвавшись от рокадных железных дорог на 250 – 300, а в некоторых случаях и на 350 километров.

Повернуть грузы вслед за войсками по железной дороге, идущей от Сталинграда на Каменск и далее через Донбасс, мешала окружённая армия Паулюса: она оседлала эту дорогу у Сталинграда. Вполне подходила для той же цели железная дорога Воронеж – Миллерово, но на участке Лиски – Кантемировка она тоже оставалась в руках противника. У нас в Генштабе всё больше укреплялось мнение, что без овладения этой дорогой нельзя осуществить новые наступательные операции на юге.

К такой же мысли склонялась, по-видимому, и Ставка Верховного Главнокомандования, всегда относившаяся с особым вниманием к питанию действующих фронтов всем необходимым для жизни и боя» [48; 90].

Поэтому приказ Сталина на подготовку наступательной операции в полосе Воронежского фронта и содержал требование о восстановлении свободного движения по железной дороге Лиски – Кантемировка [48; 90].

Любопытно, что ещё почти за месяц до этого приказа Ставки ВГК идея проведения Острогожско-Россошанской операции родилась у командования 40-й армии Воронежского фронта.

«По моим предположениям , – вспоминает бывший командарм-40 К.С. Москаленко, – войска Юго-Западного и левого крыла Воронежского фронта должны были в самое ближайшее время продвинуться вперёд и выйти в глубь большой излучины Дона. Отсюда следовало, что они окажутся ещё дальше от железных дорог, чем теперь, и при наступлении в сторону Донбасса возникнут серьёзные трудности в материальном снабжении войск. Для предотвращения таких перебоев целесообразно иметь в своих руках рокадную железную дорогу Воронеж – Ростов. А так как её участок от ст. Свобода и южнее находился у противника, то нужно было освободить его ударом на Острогожск, Россошь, Кантемировку, т.е. навстречу наступавшим войскам Юго-Западного фронта. Это могла сделать только 40-я армия» [29; 356].

Как видим, командующего 40-й армией также подталкивали к проведению наступательной операции не блестящие перспективы обходов и охватов флангов противника (в начале 20-х чисел ноября 1942 года они ещё вряд ли вырисовывались столь отчётливо), а те же транспортные соображения, которые в декабре побудили Сталина дать команду на подготовку Острогожско-Россошанской наступательной операции.

Можно также полагать, что соображения, изложенные К.С. Москаленко по поводу возможности и необходимости данного наступления, сыграли определённую роль в том, что Ставка ВГК и Генштаб всерьёз занялись этим вопросом. Во всяком случае, в описании К.С. Москаленко дело обстояло следующим образом:

«Когда у меня созрел план операции, я поделился своими соображениями с членами Военного совета и сказал:

– Ясно, что 40-й армии следует наступать в юго-западном и южном направлениях для очищения от врага участка этой железной дороги от ст. Свобода до ст. Миллерово.

Крайнюков и Грушецкий были того же мнения.

– Вот ты и доложи Верховному Главнокомандующему, – убеждали меня они. – Позвони по ВЧ и попроси активную операцию для нашей армии…

Я задумался. В самом деле, почему бы и не позвонить, ведь ясно, что такая наступательная операция в скором времени станет необходимой, так не лучше ли заранее подготовиться к ней. Командующий войсками Воронежского фронта генерал-лейтенант Ф.И. Голиков находился в то время на левом фла нге в полосе 6-й армии, которая готовилась к наступлению на Среднем Дону совместно с войсками Юго-Западного фронта.

Обдумав всё, я подошёл к аппарату ВЧ и попросил соединить с Верховным Главнокомандующим…В трубке вдруг послышалось:

– У аппарата Васильев.

Мне было известно, что «Васильев» – это псевдоним Верховного Главнокомандующего… Волнуясь, я назвал себя, поздоровался. Сталин ответил на приветствие, сказал: