1 ...6 7 8 10 11 12 ...18 Только в постклассическую эпоху с очевидностью обнаружилась неразрывная связь между личностью автора и произведением. Оказалось, что личность автора – необходимая составная часть произведения. Тексты Ницше или Кьеркегора вытекают непосредственно из особенностей их личности, судьбы, из их трагического мироощущения и «обреченности». Тексты постклассических мыслителей воспринимаются не только как философские произведения, но часто и как художественные, в силу того что их личностное начало выражено намного очевиднее. На афоризмах Ницше или рассуждениях Бергсона лежит такой же яркий и неповторимый отпечаток автора, как на стихах Гёте. «Философом, – писал А. Шопенгауэр, – может быть лишь тот, кто может помимо всякой рефлексии созерцать мир и постигать идеи как художник-пластик или поэт, но в то же время настолько владеет понятиями, что может отображать и повторять мир» [14] Шопенгауэр А. Новые Paralipomena // Шопенгауэр А. Собр. соч.: В 6 т. М., 2001. Т. 6. С. 16.
.
В текстах этих авторов впервые появляется человек как живая личность и бесконечная проблема. И как литература порождает читателя, так и эти тексты (повлиявшие на все остальные области знания, касающиеся человека, – историю, психологию, этнологию, экономику и др.) создавали человека и формировали его качества. Так что можно согласиться с постструктуралистами: человек не является ни самой древней, ни самой постоянной проблемой из стоявших перед человеческим познанием. Человек, каким мы его знаем сегодня, – относительно недавнее открытие европейской культуры, и вовсе не вокруг него и его тайн «ощупью рыскало познание» (М. Фуко).
В отличие от гуманистов Возрождения со времени Ф. Ницше и Ф. Достоевского философия и искусство видят в человеке не величие, а сложность. Раньше гуманисты стремились показать в человеке все позитивное, возвышающее его до бесконечности. В результате получался не человек, а Бог. Мыслители XIX в. уже полагали, что человек – это тайна, которую надо все время проявлять, анализировать, что всякий человек сложен, простых людей нет. «Сложен всякий человек и глубок, как море, особенно современный нервный человек» [15] Неизданный Достоевский. Записные книжки и тетради. 1860–1881 // Литературное наследство. Т. 83. М., 1971. С. 417.
, – писал Ф.М. Достоевский. Эта сложность выражается прежде всего в том, что человек обладает многомерностью.
В ХХ в. стали говорить об «антропологическом повороте» в философии, и разговор этот начался не оттого, что накопилось много знаний о человеке, которые нужно было обобщить и систематизировать, но оттого, что возникла ситуация «человеческого кризиса», возникло ясное осознание: человек не является больше господином во Вселенной, он не венец эволюции. Наружу вырвались такие демонические силы злобы и ненависти, подспудно всегда пребывавшие в сознании человека, которые могут в одночасье покончить и с человеком, и со всем живым на земле. Перед человеком остро встала проблема его конечности; не только конечности индивида, но и конечности человечества. Современный человек – продукт многовекового развития и одновременно тяжкое крушение надежд человечества. Осознание собственной конечности порождает постоянно сопровождающее нас чувство случайности (заброшенности) существования и непредсказуемости судьбы.
Именно эта зияющая перед человечеством пропасть и вызвала обостренный интерес к человеку, «антропологический поворот» в философии как попытку найти рецепты спасения человека в самом человеке, в тайнах его тела, души, разума, проверить, действительно ли он является образом и подобием Божьим, или в его душе борются две равные силы – Бог и дьявол, и неизвестно, на чьей стороне будет победа. Человек, считал Карл Юнг, не в состоянии сравнить себя ни с одним существом, он не обезьяна, не корова, не дерево. Он человек. «Но что значит – быть человеком? Я отдельная часть безграничного Божества, но я не могу сопоставить себя ни с животным, ни с растением, ни с камнем. Лишь мифологические герои обладают бо́льшими, нежели человек, возможностями. Но как может человек составить определенное мнение о себе? Каждый из нас предполагает некий психический процесс, который мы не контролируем и который лишь частично направляем. Потому мы не можем вынести окончательного суждения о себе или своей жизни. Если бы мы могли – это бы значило, что мы знаем, но такое утверждение – не более чем претензия на знание. В глубине души мы никогда не знаем, что же на самом деле произошло. История жизни начинается для нас в случайном месте, в какой-то особой точке, которую нам случилось запомнить, но уже в тот момент наша жизнь была чрезвычайно сложна» [16] Юнг К. Воспоминания, сновидения, размышления. М.; Львов, 1998. С. 17.
.
Читать дальше