Доктор медицины Симов жил двумя этажами выше кафе и потому имел нравственный долг поддерживать кафе мадам Мертвого. Никакого домашнего хозяйства со времени романтического побега его жены с инструктором танцев он не вел, кроме того, его квартира, состоящая из похожей на сарай лаборатории и чулана, не была подготовлена ни для деловых визитов, ни для оседлого образа жизни вообще. Уплотнители доктора Симова и бывший хозяин квартиры находились в прочно враждебных отношениях по целому ряду основательных причин, из которых главной был общий электрический счетчик и опыты доктора Симова. Поэтому естественно, что первое историческое свидание Симова и мистера Натаниэля Тиля — шефа Универсального бюро по изысканию доходов — происходило на нейтральной почве, т. е. в кафе «Сильва».
За стойкой, позади серебряного кофейника со свистком, находился главный пайщик «Сильвы», помощник присяжного поверенного Черенков. Брюнет, впадающий в синеву от частого бритья, с приятно-влажными глазами-маслинами.
Продолжая в уме высчитывать, сколько он потерял на разнице курса за два истекших дня, он автоматически проводил глазами доктора Симова и мягко катившуюся за ним Олимпиаду Серафимовну Мертваго.
Но Симов не ответил на мигание глаз-маслин и легкие движения губ, означавшие поклон гражданина Черепкова, и прочно уселся в углу у окна за живой изгородью искусственных пальм. Затем он положил перед собой два дик-сионсра и три вишнево-красных книжки Берлица и остановился глазами на золотой дутой эмалированной броши передника мадам Мертваго.
— Занимаетесь английским?… Могла бы рекомендовать племянницу; второй год служит в Наркоминделе… Великолепное произношение, смолянка…
— Чаю…
Олимпиада Серафимовна пошевелила ноздрями и отплыла, мягко мурлыкнув:
— Маньяк!
Двадцать две минуты доктор Симов сидел перед Бер-лицами и диксионерами, не сводя глаз с тротуара перед окном «Сильвы». Кафе, по-видимому, привыкло к его расплывшемуся лицу, переходящему в лысину, и к мясистому свисающему носу, слегка сотрясающемуся от нервного тика и провожающему легким поворотом каждую тень на замерзшем стекле. Но через двадцать две минуты, ровно в пять часов вечера, доктор Симов проявил некоторое беспокойство. Входная дверь открылась и вошел человек, в котором даже провинциалы признали иностранца. Человек этот привычно-небрежно отдал бывшему дворецкому золотисторыжее пальто на замше, котелок, аккуратно протер монокль и оглядел готовые к услугам лица мадам Мертваго и Черепкова. Но прежде их, навстречу иностранцу, шаркая ногами, двинулся Симов, взял его об руку и увлек за живую изгородь из пальм. Олимпиада Серафимовна мягко подкатилась к столу и тут же откатилась рикошетом, наткнувшись на бешеный взгляд из-под седых бровей доктора Симова. Несколько секунд Симов, прищурив воспаленные веки, рассматривал человека лет пятидесяти, довольно плотного, полнокровного, с кирпично-красным цветом лица, отлично выбритого, в лысине которого отражалась бронзовая люстра из особняка Мертваго.
— Мистер Тиль?
Мистер Тиль шевельнул челюстью и не менее внимательно рассмотрел Симова от седых прядей на лбу до зеленых валенок, подбитых кожей.
Симов заторопился, перелистал диксионер и с последней надеждой ухватился за Берлица.
— Спик ю инглиш?… — Но прежде, чем он вытолкнул из трясущихся губ эту фразу, мистер Тиль мягко отодвинул диксионеры и сказал на чистом русском языке:
— Я говорю по-русски.
И, видимо, исчерпав все удовольствие, какое ему доставило растерянно-изумленное лицо Симова, вытянул ноги, повернулся к нему правым углом рта и начал довольно подробный рассказ:
— Тридцать один год — не шутка. Тридцать один год назад в Одессе, на Старой Портофранковской улице, поселился молодой человек, экстерн из Тирасполя Натан Тиль-ман. Не стесняясь ни временем, ни расстоянием, Натан Тиль-ман давал уроки двум почтовым чиновникам, готовившимся к экзамену на чин, и сыну купца первой гильдии, с трудом перевалившему в третий класс на восемнадцатом году жизни. Натан Тильман беглым шагом проходил не менее двадцати верст в сутки, во всякую погоду, во все времена года, и это отражалось преимущественно на его аппетите и подметках его сапог. Столовая против университета, где за двугривенный давали горячий красный борщ с крепким куском мяса и две пухлых котлеты, была редким достижением Натана Тильмана; его обыкновенным меню был черный хлеб и соленые огурцы — зимой, черный хлеб и арбуз — летом.
Читать дальше