Array Сборник статей - Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века

Общее количество жертв декабрьских расстрелов на Малаховом кургане, приводимое мемуаристом, совпадает с имеющимися суммарными цифрами в исторических исследованиях – около 60 человек. Близка эта цифра и к указанным цифрам в исследовании В. П. Булдакова, который писал про 68 погибших, в т. ч. 11 генералов и адмиралов [193].

В начале 1918 г. ситуация в Крыму стала еще более сложной. Налицо было продолжавшееся вооруженное противостояние революционного матросского Севастополя и внутреннего Крыма, который был центром сопротивления. «Черноморцам» противостояли Совет народных представителей (проукраинский центр сопротивления), татарский Курултай (опора на национальные татарские части (эскадронцы) количеством в 6 тыс. штыков и сабель) и Крымский штаб (формально около 2 тыс. офицеров, фактически четыре офицерские роты – всего 400 человек) [194].

В январе 1918 г., согласно мемуарам В. В. Роменца, ситуация резко обостряется: происходит «татарское восстание» (выступление татарских вооруженных отрядов), а также усилилась работа белогвардейского подполья. К ним были применены суровые меры. Сам главный комиссар Черноморского флота не углублялся в обстоятельства этих событий (в статье они будут рассмотрены позднее). Возможно, что он не имел к ним прямого отношения либо предпочел их не упоминать. Однако он отметил февральские расстрелы 1918 г.: «Явные виновники – организаторы татарского восстания и особенно украинская реакция, которая обосновалась в Севастополе, – получили свое в февральские дни (21, 22, 23 февраля 1918 г.) и особенно в ночь на 22 февраля 1918 г. [195]Такие крутые меры пришлось принять в силу того, что был раскрыт заговор Севастопольской Рады и списки участников заговора в количестве 383 были доставлены мне М. М. Богдановым, который являлся секретарем этого секретного заседания, но был нашим человеком» [196]. Данная цифра дополняет другие известные оценки численности расстрелянных в указанные даты в Севастополе. Как правило, в публикациях указывается на более 600 жертв [197], 800 жертв [198]и т. д. Возможно, что с учетом данных В. В. Роменца число жертв в Севастополе стоит скорректировать до менее 400 человек.

Интерес представляет и личность М. М. Богданова (необходима более точная ее идентификация), включая мотивы его действий. Возможно, учитывая характер расстрелов преимущественно белогвардейского подполья, свою роль сыграл и татарский фактор, противоречия между двумя противостоящими большевикам силами и возможная сдача информации о своих противниках. В Крымской истории 1917–1918 гг. известен Н. Н. Богданов (1875–1930), член II Государственной Думы, полковник, в 1917 г. председатель Ялтинской уездной земской управы, участник Ледяного похода Добровольческой армии, впоследствии отвечавший за военное и морское имущество в Крымском краевом правительстве, но, скорее всего, это все же однофамилец указанного Роменцом Богданова [199].

Важен и другой момент этого фрагмента воспоминаний. Это было самосудное местное решение, никак не согласованное первоначально с Петроградом. Особенно недоволен указанным массовым расстрелом был советский нарком по иностранным делам Л. Д. Троцкий, который телеграммой потребовал от В. В. Роменца незамедлительно выехать в Петроград для разбирательства. Подобная реакция Троцкого, возможно, была связана с тем, что подобный расстрел мог дать основание Германии для занятия Крыма с целью наведения порядка. Тон телеграммы был резким и грозил применением самых суровых мер: «Всем, всем, всем! Виновники кошмарного произвола и беззакония, учинившие самосуд и расправу в Севастопольском порту и крепости, Революционным Комитетом будут расследованы и преданы суду. Народный Комиссар по иностранным делам ТРОЦКИЙ» [200]. Как писал сам мемуарист: «Я лично ехать в Центр очень трусил. Вначале я доложил об этом Дыбенко, а затем отдельно Раскольникову, а потом после этого было решено не идти к Троцкому, а пойти прямо к В. И. Ленину» [201]. При этом на встречу приехавший в Петроград В. В. Роменец пошел один. В. И. Ленин при состоявшейся встрече критиковал его за самоуправство, за несогласование своих действий с советским правительством. Сам В. В. Роменец оправдывался тем обстоятельством, что если бы согласовали все с Петроградом, то упустили бы время. Сначала надо было списки с пояснениями зашифровать, затем отправить по телеграфу в Петроград, затем там было бы потрачено время на расшифровку и обсуждение, а затем опять зашифровка и отправка телеграмм и т. д. Поэтому руководство черноморских моряков приняло ответственность на себя [202]. В. В. Роменец и впоследствии признавал лишь отдельные ошибки: «Принимая во внимание, что иного выхода не было, принимавшиеся меры в основном были правильные, за исключением отдельных моментов, когда были допущены отдельные случаи сведения личных счетов со стороны отдельных лиц» [203].