Эрнст Мулдашев - Всемирный потоп. Мистический закон четырех шестерок

– На оргазм во время секса похожа эта эйфория, – многозначительно вставил Юрий Иванович. – Я ведь тоже бывал на вершинах.

– Я не буду, Юрий Иванович, развивать эту мысль, – смеясь, сказал Селиверстов, – скажу лишь то, что йоги в Гималаях нам говорили, что Тот Свет слаще, чем секс. Отсюда какой вывод можно сделать?

– Какой?

– Человек на вершине горы соприкасается с Тем Светом, вот!

– Трогает его рукой, что ли?

– Да нет, – Селиверстов взглянул на Юрия Ивановича. – Когда человек стоит на вершине горы, он как бы стоит на вершине треугольника и как бы соприкасается с треугольными мыслями гор, связанными с мыслящим Космосом и, в частности, с Тем Светом. Поэтому человек на вершине горы чувствует свое единение с Вечным и подсознательно осознает суть Бытия. Поэтому чувство, называемое вершинной эйфорией, незабываемо. Люди, ощутившие это, становятся как бы рабами гор и из года в год поднимаются на вершины, чтобы еще и еще раз вобрать в себя прелесть Вечного.

Рабы гор

– Красиво говоришь, – прокомментировал Юрий Иванович. – Только вот скажу, что среди моих знакомых альпинистов столько обреченно-дернутых маньяков, что мне даже неприличным кажется.

– Ты в этом уверен?

– Один, помню, альпинист экзальтированный признался мне по пьянке, что у него есть мечта – погибнуть на вершине Эвереста. Меня туда же зазывал вместе с ним.

– Так он погиб там?

– Да нет. Денег у него на это не хватило.

– Как это? – удивился Селиверстов.

– Дело в том, что за восхождение на Эверест надо заплатить непальскому правительству 50 тысяч долларов. А у него такой суммы не было, – пояснил Юрий Иванович.

– Так он у тебя эти деньги просил?

– Нет. Предложил пойти с ним и разделить счастье… гибели на самой высокой вершине мира. Прямо говорил.

– Ну а ты что?

– Я что, чокнутый, что ли? Чтобы заплатить за свою гибель! И ему я денег не дал; я что, идиот, – спонсировать самоубийство. Да таких денег у меня никогда и не водилось.

– Так он нашел деньги для… этого дела?

– Нет, до сих пор живой ходит.

– А… а…

– Что, нам на Земле делать нечего? Сам же говорил, Сергей Анатольевич, что Бог, создав человека, приказал ему следовать постулату – реализуй себя сам. А альпинист этот, желающий красивой смерти в горах, подумал бы лучше о матери, детях, жене… противоестественно это, да и противобожественно.

– А знаете, что мне претит в альпинистах, – лицо Селиверстова стало серьезным, – дух покорения вершины. – Я ее покорил! Она подо мной! Я сильнее ее! А если подумать о том, что Земля – живое существо, а мы, люди, – ее дети, то термин «покорять» звучит по меньшей мере глупо и высокомерно. Покорить мыслящее существо, породившее тебя…

Вершину нельзя покорить

Слушая слова Селиверстова, я на мгновение задумался о том, что сам в своей жизни «покорил» много вершин и даже, имея привычку брать с каждой вершины камень, собрал коллекцию «камней с покоренных вершин». Мне стало как-то стыдно за то, что всю жизнь я использовал словосочетание «покорить вершину», хотя существует нормальное русское выражение – «совершить восхождение на вершину». Я, конечно же, был глуп и неразумен, когда исступленно карабкался по горным кручам и считал, что вот-вот, еще немного, еще чуть-чуть, и вершина покорится мне. Я, обвешанный веревками, ликовал и громко кричал на вершине, будучи во власти эйфории. Мне казалось, что гора покорилась мне.

Камни с вершин, на которые мне удалось совершить восхождения

Постепенно, с возрастом, я несколько поумнел и стал смотреть на горные вершины с чувством непонятного вожделения, как бы упрашивая вершину допустить меня до ее главной верхней части. Я примитивно называл это горным опытом, осознавая, что при восхождениях почти все зависит от погоды, которая в горах имеет склонность быстро меняться, порой наказывая восходителя смертельным ураганом. Нередко в моей голове копошились мистические мысли, а когда, например, в самый неподходящий момент на скале начинали омерзительно ныть обмороженные ноги, я стал про себя приговаривать: «Боженька, помоги!» или «Гора! Пусти!».