Требовала та гора.
Океан в ушную раковину
Вдруг ворвавшимся ура! —
Та гора гнала и ратовала.
Марина Цветаева
· · ·
Та гора была – миры!
Бог за мир взимает дорого!
Горе началось с горы.
Та гора была над городом.
· · ·
Как на ладони поданный
Рай – не берись, коль жгуч!
Гора бросалась под ноги
Колдобинами круч.
Как бы титана лапами
Кустарников и хвой —
Гора хваталась за полы,
Приказывала: стой!
О, далеко не азбучный
Рай: сквознякам сквозняк
Гора валила навзничь нас,
Притягивала: ляг!
Оторопев перед натиском, —
Как? Не понять и днесь
Гора, как сводня – святости,
Указывала: здесь.
· · ·
О когда б, здраво и попросту
Просто холм, просто бугор,
Говорят – тягою к пропасти
Измеряют уровень гор.
В ворохах вереска бурого,
В островах страждущих хвой…
(Высота бреда – над уровнем Жизни)
На же меня! Твой…
Но семьи тихие милости,
Но птенцов лепет – увы!
Оттого, что в сей мир явились мы —
Небожителями любви!
Гора горевала (а горы глиной
Горькой горюют в часы разлук),
Гора горевала о голубиной
Нежности наших безвестных утр.
· · ·
Еще говорила, что это демон
Крутит, что замысла нет в игре.
Гора говорила. Мы были немы.
Предоставляли судить горе.
Гора говорила, что только грустью
Станет – что ныне и кровь и зной.
Гора горевала, что не отпустит
Нас, не допустит тебя к другой!
· · ·
В жизнь, про которую знаем все мы
Сброд – рынок – бардак.
Еще говорила, что все поэмы
Гор – пишутся – так.
Та гора была как горб
Атласа, титана стонущего.
Той горою будет горд
Город, где с утра и до ночи мы.
· · ·
Та гора была – миры!
Боги мстят своим подобиям!
Горе началось с горы.
Та гора на мне – надгробием.
Минут годы. И вот – означенный
Камень, плоским смененный, снят
Нашу гору застроят дачами,
Палисадниками стеснят.
· · ·
Но под тяжестью тех фундаментов
Не забудет гора – игры.
Есть беспутные, нет – беспамятных:
Горы времени – у горы!
· · ·
Виноградники заворочались,
Лаву ненависти струя.
Будут девками наши дочери
И поэтами – сыновья.
· · ·
Тверже камня краеугольного,
Клятвой смертника на одре:
Да не будет Вам счастья дольного,
Муравьи, на моей горе!
В час неведомый, в срок негаданный
Опознаете всей семьей
Непомерную и громадную
Гору заповеди седьмой.
Когда я откинулся от листов со стихами, Ирина воодушевленно спросила:
– Ну, как?
Я ответил вопросом на вопрос:
– А кто она, Марина Цветаева? Мне даже случайно довелось быть на ее могиле, но про нее знаю мало.
– Цветаева? – Ирина призадумалась. – Говорят, она была Посвященной. Ей мысли приходили Оттуда.
– Почему я про нее почти ничего не знаю? Почему в школе?…
– В школе это трудно воспринимаемо. А Ваша жизнь, Эрнст Рифгатович, посвящена хирургии. Вам некогда.
– Да уж.
– Кстати, Борис Пастернак считал «Поэму Горы» главным произведением Марины Цветаевой.
– Неужели и он чувствовал, что в этой поэме?…
– Чувствовал.
– Что?
– Что гора думает.
– Странная поэма; такое ощущение, что Цветаева считает гору живым существом, – проговорил я, вспоминая, что мысль о том, что гора думает, пришла и ко мне, и боясь напомнить об этом Ирине.
– Вы ведь сами мне говорили, что гора думает, – сказала Ирина, как бы прочитав мои мысли.
– Да, говорил.
– И что же?
– А то, что эта мысль показалась мне сумасбродной. И в самом деле, в реалиях трудно представить, чтобы гора, состоящая из камней и скал, могла бы думать, как живое существо. Но, если верить Цветаевой, то это так.
– Стихи, в отличие от научных трактатов, пишутся душой, – задумчиво проговорила Ирина, – только душой. Я тоже пишу душой, то есть то, что в ней горит, стараясь переложить на слова. У Марины Цветаевой, значит, душа горела о горе. Этот жар души она и вынесла в свою поэму.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу