Мария Рубцова - Миссия любви-агапэ в творчестве А. Лосева, А. Сурожского и С.С. Хоружего

По К. Льюису, любовь к другому осуществляет по мере достижения любви к Богу. Верно и обратное: любовь к Богу достигается по мере осуществления любви к другому. Однако любовь-агапэ без Бога оказывается недостижимой целью. «Мы должны молиться, – полагает К. Льюис, – чтобы это дар был дан нам» [155, p. 145].

К. Льюис предлагает рассматривать любовь-агапэ в контексте бинарной оппозиции «любовь – ненависть». Ненависть не обязательно означает агрессию, злобу, желания уничтожить другого. Рассматривая оппозицию «любовь – ненависть» в библейском контексте, К.Льюис подчёркивает: «… ненавидеть значит не уступать, сопротивляться, когда тот, кого ты любишь пусть мягко, пусть из жалости, говорит с тобой от имени сатаны. Христос учит, что человек, служащий двум господам, возненавидит одного и возлюбит другого. Речь тут, конечно, не о чувствах, не об отвращении и восхищении. Такой человек будет соглашаться с одним, а не с другим, работать на него, служить ему» [66, с. 199]. Ненависть, таким образом, становится своеобразной обратной стороной медали. В христианском контексте, например, любовь к Богу непременно связана с ненавистью к греху и самому себе как носителю греха. Любовь и ненависть формируют пределы, выходы за которые оказываются недоступны для человека [83]. Данные пределы могут быть выражены в виде декартовой системы координат, которая помогает определить положение каждого человека в двух полюсах «Бог – человек» и «любовь-агапэ – ненависть».

Как представляется, невозможно рассматривать любовь-агапэ в отрыве от других форм любви, прежде всего, любви-филии, которую мы понимаем как дружбу.

К. Льюис осуществляет пересмотр универсалисткой «парадигмы», предполагающей сведение всех форм любви к одной форме и ставящей знак равенства между любовью и уважением.

Универсалистская «парадигма» в понимании любви критикуется не только К. Льюисом. Например, Юрген Мольтманн, теолог, профессор богословского факультета Тюбингенского университета, предлагает, что вместо того чтобы сосредоточиться на «Христе как пророке, священнике и царе, он (человек – О.В.) должен видеть его, прежде всего, как друга» [159, p.67]. Идея дружбы с Богом, с точки зрения Мольтманна, отражает кантианские темы любви и уважения. Он настаивает на том, что дружба должна сохранять открытость в отношениях с Богом.

С точки зрения метафизического теизма, мы должны исключить из понятия любви-агапэ, как любви Бога к миру любой элемент взаимности. Бог не может быть затронут объектами его любви. Они не могут ни причинить ему боль, ни увеличить его радость, которая и без них совершенна. Страдание, наряду со всеми чувствами, не может принадлежать Божественной любви, которую следует понимать скорее как чисто активную доброжелательность: волю и действие Бога во благо Его творения. Итак, Мольтман исключает из божественной любви-агапэ любую эмоциональность и уязвимость. Однако мы не можем отрицать наличие эмоций в богочеловеческой личности, поскольку не может существовать человека без эмоций. С точки зрения подхода Мольтмана , любовь Бога включает в себя «страсть», которая рассматривается двойственно: как страстная забота (Leidenschaft) и как страдание (Leiden) [159].

По мнению автора монографии, любовь – это не только действие, направленное на других, но и включение других в свою деятельность. В любви-агапэ важно участие других, при котором один и тот же субъект может оказывать воздействие и одновременно подвергаться воздействию. Уязвимость к страданию имеет для рассмотрения любви-агапэ важное значение. Важность изучения греческих концептов любви наиболее очевидно в ситуации, когда Мольтманн представляет греческую концепцию неспособности Бога страдать как недостаток, а не проявление совершенства, как это было для греческих философов.

«Бог, который не может страдать, беднее любого человека. Бог, неспособный к страданию, – это существо, которое не может быть участливым. Страдания и несправедливость не влияют на него… Но тот, кто не может страдать, тоже не может любить. Таким образом, он также существо, не имеющее любви» [159, p. 222].

В связи с этим аргументом о природе любви необходимо сделать два важных замечания. Во-первых, говоря о божественной и человеческой любви, Мольтман использует метод аналогии. Очевидно, что Мольтман не просто говорит, что любовь Бога должна быть подобна человеческой любви во всех отношениях. Скорее он утверждает, что быть любимым и быть уязвимым для страданий важно для того, чтобы быть лучшим и наиболее ценным в человеческой любви.