Орлов Дмитриевич - Этнос и глобализация - этнокультурные механизмы распада современных наций

Другим следствием возникновения цифрового пространства, непосредственно интегрированного с социальной средой, стало качественное ускорение социальных процессов, скорость которых отныне не ограничивается скоростью физических перемещений и пространственным фактором.

Глобальная информатизация за каких-нибудь двадцать лет превратила земной шар в «мировую деревню», где каждый потенциально связан с любой точкой мира и имеет доступ к недоступным ранее объемам информации. Тем не менее, надо отметить, что это явление не сопровождается адекватным осознанием весьма весомых негативных социальных последствий цифровой глобализации и воспринимается через розовые очки рекламы IT-индустрии.

Так, «цифровое» ускорение социальных коммуникаций и социальных процессов, утрачивающих пространственные ограничения, стало причиной появления новых видов социальной неустойчивости и дестабилизации, так как ускоряются в первую очередь деструктивные, катастрофические социальные процессы, не требующие затрат времени и ресурсов.

С другой стороны, цифровая среда и опосредованные ей человеко-машинные социальные сети порождают и качественно новый уровень целенаправленного и централизованного вмешательства политических субъектов в жизнь общества и отдельных индивидов, что означает становление новых технологий альтернативной власти и новых властных субъектов. Многосубъектность, анонимность и неявный характер «цифровой власти», действующей через цифровую среду, порождают и новые виды социальных угроз.

Все большее количество социальных трансакций и отношений опосредуется цифровой средой, вытесняющей, заменяющей и трансформирующей весь комплекс социальных отношений и институтов в обход не только обычной социальной практики, но и правовых процедур.

В результате тотальной компьютеризации возникла качественно новая человеко-машинная социальная среда, в которой отдельный индивид занимает все более зависимое, неравноправное, манипулируемое положение.

На примере «цифровой глобализации» видно, что реальная глобализация не исчерпывается процессами интеграции и конвергенции, сопровождающими становление глобального рынка и глобальной экономики. Выходя за рамки экономики, в терминах которой определялась первоначально, глобализация начинает принимать всеобщий характер, порождая широкий круг разнокачественных социальных процессов, проблем и угроз, затрагивающих ключевые социальные структуры общества.

Возникает парадоксальная ситуация, когда экономическая и технологическая глобализация находится в фокусе общественного внимания, но ведущие социальные тенденции глобализации все еще не осознаны научным сообществом как объективные закономерности развития. Соответственно, не полностью выявлены атрибуты глобализации, составляющие ее неотъемлемую сущность.

Следующий атрибут глобализации – ее принципиальная многосубъектность, то есть не только наличие, но и господство в ней сильнейших субъективной и идеологической составляющих, отражающих жизненно важные интересы противоборствующих субъектов мирового развития, конкурирующих за все более дефицитные мировые ресурсы во всех сферах и измерениях.

Из многосубъектности современных глобальных процессов следует, что объективно предзаданного, предопределенного исхода глобализации, на чем настаивают сторонники ее западной модели, не существует.

Западный взгляд на глобализацию исходит из трактовки глобализации как устойчивого бессрочного господства исключительно западной цивилизации вплоть до ситуации «конца истории», который отменяет саму возможность исторического выбора как таковую. Отсюда следует, что все незападные и, как следствие, периферийные, участники мирового развития могут только встраиваться, то есть заведомо пассивно адаптироваться к реалиям нового мирового порядка, заметно изменить который, в том числе и на локальном уровне, они уже не в состоянии. Предполагалось, что будущее глобальное «сверхобщество» будет представлять собой однополярное подобие феодально-иерархической системы с Западом в центре и расположенными вокруг концентрическими кругами зависимой геополитической периферии разного уровня. В частности, подобная модель социально-исторического развития была предложена и рассмотрена А.А. Зиновьевым 149.

Однако в последние годы однополярность современной мир-системы и вытекающая из нее предзаданность истории ставятся под сомнение такими влиятельными авторитетными экспертами как С. Хантингтон и Ричард Хаас. Так, в своей статье «Эра бесполярности» («The Age of Nonpolarity») 150председатель американского Совета по иностранным делам (CFR, Council of foreign relations) Р. Хаас подводит окончательный итог «моменту однополярности», возникшему в начале 90-х, и предлагает концепцию «бесполярности». При этом качественное отличие «бесполярности» от предлагаемой многими исследователями и политиками «многополярности» заключается в том, что активными субъектами, акторами мирового процесса в эпоху «бесполярности» становятся не только государства и блоки, как в случае многополярности. Также ими становятся и другие социальные субъекты, не имеющие выраженной пространственной и государственно-политической принадлежности: транснациональные корпорации (ТНК), террористические и криминальные сети, но прежде всего приобретающие субъектность этнические и религиозные группы.