Диана Ганцева - Андрей Соболь - творческая биография

Большинство рецензентов ставили художественное мастерство писателя в прямую зависимость от его идеологической позиции, именно поэтому безоговорочно была принята только беспроигрышная по выбранному материалу автобиографическая повесть «На каторжном пути». Уже через месяц после выхода повести в свет появились газетные анонсы и журнальные рецензии А. Лежнева, Ю. Соболева, К. Злинченко, А. Придорогина 25. Все они были построены по одной схеме и утверждали практически одни и те же тезисы: в ряду литературы, обличающей жестокость царского режима, появилось еще одно незаурядное произведение, его новизна в том, что автор описывает не героическую борьбу и эффектные массовые выступления, а вереницу страшных будней каторги и ссылки, и в заключение – особая актуальность произведения и его значение в воспитательной и пропагандистской работе среди молодежи, которая « знает ужасы каторги лишь понаслышке » 26.

При этом рецензии изобилуют идеологическими клише и штампами того времени: каждый считает своим долгом упомянуть о « светлых образах революционеров-мучеников » и « озверевших надзирателях », о « карательном быте дореволюционного прошлого » и « революционной ненависти к сокрушенному полицейски-самодержавному строю ».

Полностью фокусируясь на содержательной стороне произведения, авторы статей практически не говорят о художественном мастерстве писателя. И лишь А. Лежнев в своей рецензии, опубликованной в журнале «Красная новь», упоминает о « незаурядных литературных достоинствах » книги: « Расположение материала, сильные мазки, отбор характерных и многоговорящих подробностей – все это показывает уверенную и смелую руку », хотя « в лиризме Соболя чувствуется неврастеничность и развинченность » 27.

Самоубийство писателя в 1926 году породило всплеск интереса к его жизни и творчеству. В 1926—1928 гг. появляется ряд статей – воспоминаний и материалов к биографии: Я. Д. Баум «А. Соболь перед военным судом», А. Бонишко «А. Соболь», Э. Родин «Мои воспоминания об А. Соболе», Б. Файвуш «Об А. Соболе» и др. А в критической литературе делаются попытки связать биографию с творчеством и объяснить произошедшую трагедию через произведения писателя. Кроме того, в это время появляются первые и, к сожалению, оставшиеся последними, серьезные исследовательские статьи—монографии: Д. Горбов «Дневник обнаженного сердца», Зел. Штейнман «Человек из паноптикума».

Д. Горбов в своей работе выделяет две главные линии, две основные темы творчества писателя. О первой говорят даже сами названия многих произведений: «Люди прохожие», «Мимоходом», «Салон-вагон», «Последнее путешествие барона Фьюбель-Фьютценау». Это « тема движения, более или менее стремительной смены » 28. При этом Горбов отмечает характерную особенность этого движения – « невольность и вынужденность ». « В лучшем случае, это – рывок из безысходности, притом чаще всего неудачный », это « динамика предельного смятения, а не активного порыва » 29. Доминирующим положением динамического начала обусловлена и « импульсивная, резко импрессионистическая, глубоко субъективная » манера письма, так как, по мнению Д. Горбова, « раскрытие сознания, катастрофически сдвинутого со своих основ, кинутого в водоверть и пытающегося отстоять себя в отчаянной борьбе со стихие й» требует именно такого « вывихнутого », как бы « растрепанного » 30 стиля. И вторая тема – это тема дома, «земли обетованной», маленького приюта для уставшего странника. Д. Горбов видит цель всякого движения в произведениях А. Соболя в попытке найти это неизвестное пристанище, в попытке обрести успокоение.

Зел. Штейнман пытается найти причину того, что Андрей Соболь оказался непонятым и не принятым критикой и читателем, « который в массе своей делает сейчас книжную погоду », и усматривает ее в том, что все герои Соболя – « беспочвенники ». Нынешнему читателю, пишет Штейнман, « нужен герой большой, пусть даже сложный, но ортодоксальный », который « должен красиво жить, умно жить и видеть перед собой стоящие того цели », а герои Соболя – « это все люди с плохими нервами и с громадной усталостью. И главное – они вырваны из своей среды » 31. Зел. Штейнман делает первую, и пока единственную, попытку целостного взгляда на творчество писателя, на материале ключевых произведений определяя основные особенности его творчества, и приходит к выводу о том, что « Соболь – один из тех писателей, на всем протяжении творчества которых неизменно развивается один и тот же определяющий мотив »: « из книги в книгу, местами изменяя свой внешний облик, Соболь идет с одним и тем же индивидуалистическим романтизмом, с исканием все той же «правды, имени которой нет», и с опустошенностью все того же интеллигента, которого революция вышибла из обычной для него колеи, который начал революцию, но споткнулся на первом же ее шагу » 32. Отсюда и отсутствие позитивной философии, и эмоциональная непосредственность, и установка на лирическое остранение – все то, что Штейнман объединяет в одном понятии – «импрессионизм».