Владимир Глебкин - Смена парадигм в лингвистической семантике. От изоляционизма к социокультурным моделям

Мы начнем обсуждение концепции Вежбицкой с вопроса о процедуре верификации сформулированных в ней утверждений, среди которых для нас интересны, в первую очередь, конкретные толкования отдельных лексем и фразем. Кажется, что такой процедурой должны быть либо объективные данные, аналогичные показаниям стрелки прибора в физике, либо (т. к. толкование представляет собой выражение значения слова через врожденные концепты, интуитивно ясные каждому человеку) реакция обычного носителя языка, который интуитивно должен воспринимать толкование Вежбицкой как истинное. Однако в работах Вежбицкой мы не найдем ни того, ни другого [59]. Следует заметить, что автор NSM-теории не придает описанию процедур верификации большого значения, но из замечаний, которые встречаются в ее работах, становится понятным, что в качестве критерия истинности толкования выступают сама Вежбицкая и круг людей, профессионально занимающихся лингвистикой, т. е. обычный носитель языка редуцируется до члена профессионального сообщества. В тех редких фрагментах, где ставится вопрос о критерии, Вежбицкая прямо называет интроспекцию главным методологическим основанием для получения результатов. Иногда (например, при обсуждении folk biological concepts) она говорит о необходимости проверки результатов опросами информантов, но конкретных алгоритмов такой проверки, которая сама по себе представляет методологически сложную процедуру, ей не предлагается [60].

Можно заметить, что и в этом аспекте позиция Вежбицкой тесно соприкасается с позицией Хомского. Представление об «идеальном носителе языка», выступающем в качестве главного критерия истинности сделанных утверждений, и неявное отождествление себя с таким носителем задают общую для данных исследователей методологическую рамку. Соответственно, и приведенные в предыдущей главе критические замечания Поппера, отказывающегося признавать подлинно научными концепциями марксистскую теорию истории, психоанализ и индивидуальную психологию А. Адлера из-за той легкости, с которой они могли проинтерпретировать в свою пользу любой экспериментальный факт, могут быть также распространены и на NSM-теорию. Обладая развитой языковой интуицией, профессиональный лингвист является еще и носителем определенной профессиональной идеологии, и его нельзя считать непредвзятым судьей созданной им же теории. При отсутствии независимых критериев проверки он всегда будет склонен скорее находить аргументы в ее защиту, чем ставить ее основания под сомнение. Пока критерием истинности теории, критерием соответствия экспериментальных фактов ее положениям выступает сам автор и его единомышленники, теория обречена на квазирелигиозный статус и ее объективная проверка невозможна [61].

Перейдем теперь к вопросу о мировоззренческих основаниях теории естественного семантического метаязыка. А. Вежбицкая отводит заметное место историческим истокам, теоретическому и эмпирическому обоснованию своей концепции, но в целом приводимая ей аргументация не снимает, а лишь усиливает высказанные выше сомнения. Опять же, в полном соответствии с позицией Хомского, мировоззренческие и методологические основания идеи семантических примитивов Вежбицкая находит в работах философов XVII века, однако, в отличие от американского лингвиста, делает акцент на работах Лейбница. Как она отмечает, мысль о проведении границы между определяемыми и неопределяемыми понятиями была крайне значима для многих мыслителей XVII века, и основной вопрос состоял в том, где проводить эту границу, каковы критерии неопределяемости, семантической простоты (Wierzbicka 1980, p. 4). Если для Декарта и Локка проблема выявления простых понятий снималась соображениями интуитивной очевидности, а Дж. Уилкинс настаивал на произвольности выбора «трансцендентальных частиц», лежащих в основе оптимального для коммуникации между людьми разных национальностей философского языка, то Лейбниц в поисках «алфавита человеческих мыслей» воспринимал задачу выявления таких понятий как крайне сложную проблему, но считал, что их выбор не может быть произвольным. Он полагал, что естественный язык – лучший ключ к языку мыслей и точный анализ значений слов лучше, чем что-либо другое, демонстрирует нам механизмы понимания. Вежбицкая называет Лейбница структуралистом par excellence и утверждает, что его идея минимального «ментального алфавита» – не только операциональный принцип, но и гипотеза о глубинной структуре человеческого мышления (Wierzbicka 1980, p. 4–7, 9–10, а также Wierzbicka 1972, p. 3–7; Wierzbicka 1996, p. 9–10, 11–13, 28, 48, 70–71, 212–213).