Кирилл Котков - Страны Белого Слона. Правда и вымыслы

Безусловно, национальный вопрос является чувствительной темой для страны, где национальные меньшинства составляют порядка 25–30 % от общей численности населения и составляют большинство такового практически во всех приграничных областях, тогда как государствообразующий этнос – бирманцы, – напротив, преобладает в центре и на юге Бирмы/Мьянмы. Однако нельзя сказать, что представители малых народов каким-либо образом дискриминируются. Автор этих строк несколько раз бывал в Бирме/Мьянме, причём в разных частях страны, в т. ч. и в тех, где преобладает небирманское население, и должен признать, что особой дискриминации не наблюдается. Всего в Бирме/Мьянме признано существование 135 этнических групп в качестве коренных народов страны. Наиболее крупные из них в порядке убывания численности после собственно бирманцев – шаны, карены, моны, кая, качины, чины – населяют территории штатов, по своему статусу напоминающие республики в Российской Федерации (далее – РФ), тогда как территории, населённые преимущественно этническими бирманцами, выделены в провинции. Наряду со штатами имеются и т. н. «самоуправляющиеся территории» – что-то типа автономных округов в РФ, – которые выделены как на территории штатов, так и на территории провинций. Фактический статус этих самоуправляющихся территорий довольно различный. Например, есть «автономные округа» типа Самоуправляющейся территории племён нага, расположенной вдоль границы с Индией в провинции Сагайн на северо-западе Бирмы/Мьянмы, до которой, похоже, никому нет дела, а есть Самоуправляющаяся территория племени ва в штате Шан на северо-востоке Бирмы/Мьянмы, которая фактически является отдельным непризнанным государством.

Как и в большинстве многонациональных стран, ситуация в Бирме/Мьянме следующая: имеется государствообразующий народ, т. е. этнические бирманцы, и национальные меньшинства, лояльность которых к государству, на территории которого они живут, довольно различна. Исторически национальные окраины всегда были автономны по отношению к центру, более того, многие окраинные народности на практике не подчинялись власти бирманских королей. С приходом англичан ситуация мало изменилась. Британцы не вмешивались в жизнь национальных окраин в обмен на признание ими верховной власти колониальной администрации, более того, давали национальным меньшинствам определённые привилегии. Так, колониальная полиция, как правило, набиралась из представителей каренских и качинских племён. Одновременно с этим часть представителей данных племён приняли христианство протестантского толка, что позволило возникнуть некоему подобию национальной идеи, в основе которой лежало противопоставление этническим бирманцам. Это заложило «мину замедленного действия» во взаимоотношения этих народностей с бирманцами. В годы Второй мировой войны последние до весны 1945 г. сражались на стороне японцев, тогда как карены и качины – на стороне англо-индийских войск. После войны, незадолго до обретения независимости, национальный лидер бирманцев Аун Сан пообещал автономию национальным окраинам, однако его внезапная гибель и начавшаяся в стране гражданская война не позволили на практике реализовать обещанное. В то же время не следует считать, что все национальные меньшинства только и мечтали или мечтают о том, чтобы отделиться от Бирмы/Мьянмы. Позиция большинства представителей элиты национальных меньшинств сводилась, да и отчасти до сих пор сводится, скорее к следующему – «мы вам и раньше не подчинялись, и сейчас не хотим, поэтому не лезьте в наши дела», но при этом речь не шла о формировании собственной государственности. Иными словами, они хотели бы более широкой автономии, чем реальной независимости, тем более что, за исключением бирманцев, монов, шанов, палаунгов и отчасти кая, все остальные малые народности страны не имели опыта государственности, а находились, да и до сих пор во многом находятся, на стадии родоплеменного строя. Так, лидеры шанов, чьё благосостояние зависело от опиумных плантаций Золотого треугольника, откровенно торговались до конца ХХ в. с правительством Бирмы/Мьянмы относительно расширения своих прав и привилегий, но при этом особенно и не пытались выйти из состава страны. Ещё более лояльными по отношению к центру были племена чинов на западе Бирмы/Мьянмы. Лидеры монов, возможно, и хотели бы видеть восстановление государства Хансавади, завоёванного бирманцами в середине XVIII в., но на практике это совершенно неосуществимо. В настоящее время из 4 млн монов, проживающих главным образом в Верхнем Тенассериме (ныне штате Мон) и в Нижней Бирме, на родном языке говорит, дай бог, 25 % населения – для остальных, родным языком является бирманский. Кроме того, моны сильно перемешаны с бирманцами и культурно очень близки к ним, несмотря на различное происхождение [12] Монский язык относится к мон-кхмерской группе австроазиатской семьи языков, тогда как бирманский – к тибето-бирманской группе сино-тибетской языковой семьи. (Прим. авт.) . Единственными, кто до недавнего времени был настроен «непримиримо» по отношению к бирманскому правительству, была элита каренских и качинских племён. Вследствие привилегированного статуса при англичанах она была настроена на обретение полной независимости. Увы, подобное было совершенно невозможно ни в ХХ в., ни тем более в наше время. В случае отделения районов проживания данных народностей от Бирмы/Мьянмы они непременно станут добычей более сильных соседей, прежде всего Китая, имеющего скрытые территориальные претензии на весь север и некоторые районы северо-востока страны. Кроме того, в отсутствие объединяющего фактора, каковым, несомненно, в той или иной степени является государствообразующий народ Бирмы/Мьянмы (этнические бирманцы), в районах проживания каренов и качинов может начаться гражданская война – ведь на самом деле не существует ни каренского, ни качинского народов! Это группы относительно близких друг к другу племён, говорящих на разных языках. При полном отсутствии опыта своей государственности им вряд ли удалось бы её построить. По-видимому, именно это правительство Бирмы/Мьянмы сумело донести до каренских повстанцев, и те прекратили вооружённое сопротивление к 2010 г. (впрочем, в 2021 г. военные действия вспыхнули снова). Военные действия в штате Качин, прекратившиеся было в 1999 г., снова вспыхнули в 2012 г. Основой для возобновления конфликта стали не межнациональные противоречия, а экономические причины – руководство сепаратистской Армии независимости штата Качин хотело бы заполучить свою долю в разработке месторождений золота, нефрита и других естественных богатств края. Военные действия продолжаются с перерывами и поныне, однако общее количество боевиков сравнительно невелико – по некоторым данным, всего несколько тысяч человек. Военные действия ведутся в районах, прилегающих к китайской границе.