Рахиль Гуревич - Болельщик на солнцепёке. Рассказы о любви и спорте

…В лагере с оригинальным названием «Смена» цены в кафе были зашибись. Справедливости ради, во всех лагерях, где бывал Савелий, и от плавания и от пятиборья, цены в буфетах были высокие. И вот − «Смена», он перешёл в пятый класс. Неделя до конца смены, до конца изнуряющих тренировок, зарядок и пробежек, это не считая обязательной, два раза в день, «воды» 17 17 «Вода» – тренировки в бассейне . Вечером, после скудного ужина, он не идёт, как многие, в буфет. Он идёт в корпус, он поднимается в свой номер. У него в тумбочке лежат печенюшки – купил накануне, пачка 80 рублей, печенюшки с абрикосовой начинкой. Но в номере − парни жуют его печенья, сидят на кровати и отхлёбывают чай из его кружки.

− Не ссы, Сав, – сказал Матвей, мы взяли по полтора печенья, Андрюха − шесть.

Савелию неприятно, он так ждал вечера, хотел взять из тренерской чайник, заварить пакетик чая, сам вскрыть пачку, хотел похрустеть, пожевать, конечно же угостить, почаёвничать – живут-то вместе. Ужасно неприятно, что без спросу взяли, противно…

− У нас денег нет, а ты богатенький… − хихикнул Андрюха.

Савелий молчал, не лезть же бить по морде. Начнётся разбирательство, спросят: за что? За печенье! Получится, что он жадный. Он полез вглубь тумбочки – там у него лежала ещё пачка печенья, с шоколадной начинкой. Но печенья не было! Он обшарил всю тумбочку – пачки не было. Он подбежал к Матвею, выбил из его рук пластмассовую кружку – чай измочил шорты Матвея и одеяло.

− Ну ты − покойник! – Матвей с вызовом забросил в рот кругляшок печенья целиком.

Савелий был так зол, что забыл о том, что Матвей – из крутых, а он, Савелий, − из отстойных и плавает последний на дорожке. Савелию сейчас было плевать, что Андрюха, например, ещё занимается борьбой. Он готов был прибить своих соседей по номеру, заодно и тренера, который поселил его с этими зазвездившимися идиотами. Он всегда делился едой, всегда. Не то, что Андрюха или Матвей: халявщики никогда не с кем не делится.

– Сволочи! Сожрали всё до крошки, мне вообще ничего не оставили.

В ответ – гогот.

Наверное, именно тогда Савелий рассвирепел впервые. До животного рыка, до поднявшегося к горлу комка, до звериного желания уничтожить врага. Но драки не случилось. Они попинались с Матвеем, потолкались: чё ты − а чё ты. Андрюха между тем сидел с открытым ртом, в слюнявом месиве застыла полупережёванная кашица… Матвей и Андрей испугались того же, что и Савелий – разбирательства. Но по указке Матвея Андрей стал мстить Савелию. Он подкарауливал его на лестнице, и стягивал с него шорты вместе с трусами. Савелий носился за Андрюхой по всему корпусу, но догнать не мог – он был тяжелее, Андрей − худой, юркий, стремительный. На следующий день после несостоявшейся драки Андрей переселился в другую комнату, поменялся, а к Савелию подселили нового соседа:

− Андрей сказал: ты – псих, убить можешь, − и новый сосед, тоже слабак на дорожке, грустно, очень грустно улыбнулся.

Дня через два Савелий увидел, проходя мимо беседки, как Полина сидит с его пачкой печенья. Пачка круглая, цилиндрическая, Полина держала её как морожку и с наслаждением хрустела.

− Так это ты у меня печенье украла? – подошёл он.

− Я в буфете купила, − с вызовом, чересчур уверенно сказала Полина.

− Не надо врать. Эти печенья я последние забрал, с витрины. И больше в буфет их не привозили.

− Да ладно. Мне мама ещё в Москве их в чемодан сунула. Это мои! – презрительно усмехнулась Полина и стрельнула в него карими глазами. Она сидела загорелая, худая, сверкая локтями, коленками, костями ключицы –очень красивая.

− Воровка. − плюнул ей под ноги, развернулся и ушёл. Значит, она. А он думал на Матвея – ему стало совсем паршиво на душе. Но Савелий всё равно не жалел, что чуть не сцепился с Матвеем – Матвей больше его не трогал.

Полина грязно выругалась ему в спину. Тут в лагере все просто сошли с ума. Полина никогда раньше не ругалась матом, во всяком случае, он не слышал.

В лагере он дошёл до предела, дал себе слово, что больше никогда не пойдёт в этот противный бассейн. Тут нет друзей, тут одни твари. Заносчивые, грязные душой, подлые. Сейчас, спустя пять лет, он знал, как называются такие, кто лазает по тумбочкам – крысятники. А тогда не знал. Если бы знал, то бросил бы это слово Полине. Говорил бы до конца смены:

− Крысятница…

− Что? Что ты сказал ?

Савелий понял: он давно не в маршрутке. Ветер, сильный порыв, многоэтажки, и стадион вдалеке. Маршрутка довезла их до конечной, он не помнит, как вышел. Интересно: подал ли он ей руку на выходе? Скорее всего, нет. Они с Полиной идут к стадиону.