Коллектив авторов - Сложные чувства. Разговорник новой реальности - от абьюза до токсичности

Причина «всеядности» концепции абьюза лежит на поверхности: абьюзивными называют любые отношения, в которых наблюдается дисбаланс власти одного участника взаимодействий – человека, сообщества, институции – над другим. Дисбаланс власти приравнивается к акту насилия, потому что нарушает нечто принципиально важное для эмоционального режима сейфтизма – безопасность, гарантированную не просто равенством, уравновешенностью , но и симметрией партнерских отношений. Да, после #metoo, #янебоюсьсказать и абьюзгейта лета 2020 года [22] Греков Н . Россиянки в твиттере объявили войну угнетателям. И по масштабности Абьюз-гейт не уступает движению MeToo // Medialiks. 2020. 13 июля. URL: https://medialeaks.ru/1307ngtv-russian-metoo-abuse/?fbclid=IwAR1h_hRJL7-Z7qPllES-lGwu8SyHkDb_NwuonNa5ZiY5goO3kntfx_7v6Lg русскоязычные публичные дискуссии связывают абьюз в большей степени с насилием в парах или с нарушением сексуальной автономии человека. Но примеры выше показывают, что это ограничение – «повесточно» и легко преодолевается.

Трогательная забота, перерастающая в гиперопеку, равно как и отсутствие выраженного интереса и внимания, эмоциональная холодность и отстраненность, контроль и уничтожение субъектности другого – все это считывается как симптом абьюза и эмоционального/сексуального/экономического насилия в отношении как взрослых, так и детей. Отсутствие заботы, уважения, постоянная грубость, резкие эмоциональные реакции и «качели», обесценивание заслуг и успехов – это про психологическое насилие и абьюз, которые вполне могут встречаться и в рабочих отношениях. Секс без согласия, в том числе в паре, контрацептивный саботаж, ненужные медицинские вмешательства и хамство в родах – репродуктивное насилие и абьюз.

Во всех этих ситуациях автор насилия сильнее и унижает жертву. Абьюзер – «токсичный человек», хищник и людоед. Он выдумывает правила, по которым приходится жить тому, кто намечен в жертву. Правила нацелены сначала на завоевание доверия, а потом на планомерный контроль, изоляцию, унижение достоинства, снижение самооценки, повышение тревожности и тотальное подчинение объекта абьюза. Жертва же (правильнее – переживший(-ая) насилие) не владеет средствами защиты себя, своих границ, потребностей и желаний, либо утратил(а) их. А потому беспомощен(-на) перед манипуляциями. Именно жертва всегда и во всем чувствует себя виноватой. И именно такие неравноправные отношения, становящиеся в конечном итоге нормой, минимизируют возможность избавления от абьюзера. Если постоянно убеждать человека в его/ее никчемности, никому-не-нужности, то в конечном счете «плохонький, но свой» мир с абьюзером (который по-своему заботится и вообще «бьет – значит любит») выглядит лучше, чем потенциальная война всех против всех. Или одиночество – синглы тоже сталкиваются с дискриминацией из-за отсутствия отношений [23] DePaulo B. M. Singlism: What it is, why it matters, and how to stop it. DoubleDoor Books, 2011. .

К сожалению, объяснение абьюза через жесткую связь власти и насилия как минимум «притупляет» остроту эмоций, переживаемых участниками отношений, и драматичность самих ситуаций абьюза. Если власть в любой момент оборачивается насилием, то любые сломы во взаимодействиях могут считываться как проявление опасной агрессии: и действительно страшные, расчеловечивающие, и те, что связаны с субъективно переживаемым дискомфортом по поводу договоренностей, а кто, собственно, в паре или любых взаимоотношениях «власть» по тем или иным вопросам. Все-таки это только в математике равенство – штука вроде бы стабильная, в отношениях к равенству всегда можно только стремиться. Равно как и к уравновешенности с симметрией. В конце концов, отношения без «взлетов и падений» редуцируют все экстремумы – и благие, и патологические. Да и достигать конвенций, согласия в момент эмоционального штиля сложновато. Если для одних за заботой скрывается призрак грядущего абьюза, то для других так за тишиной в отношениях часто стоит наступившее безразличие.

Слово «абьюз» работает в языке, конечно, не потому, что оно полезно для работы благотворителей и правозащитников. Оно живет, потому что позволяет описывать любое столкновение как патологию, потому что сводит многообразие несимметричных взаимодействий к доминированию одних и вынужденному подчинению других. Потому что, в конце концов, не уничтожая привычное понимание социального мира как пространства субъект-объектной коммуникации, предлагает его переосмысление. Очень удобно: и мир продолжает стоять, и новые принципы его бытования как будто внедряются. В эту игру в формате «волк, коза и капуста» (кто кого – и кому достанется приз за роль «правильного субъекта»?) можно играть до бесконечности.