Аллен Эстерсон - В тени Эйнштейна. Подлинная история жены гения [litres]

«Я постоянно занимаюсь вопросом сущности излучения и веду широкую переписку по этому вопросу с Х. А. Лоренцом и Планком. Первый – потрясающе глубокий и в то же время симпатичный человек. Планк тоже очень приятен в своих письмах. Его единственный недостаток – неспособность следить за ходом чужих мыслей. Этим можно объяснить, почему он с таким упорством возражает против моей статьи об излучении. Но он никак не высказался против моей критики. Поэтому надеюсь, что он прочитал и принял ее. Эта квантовая проблема настолько важна и сложна, что всем должно быть очень трудно с ней разобраться. Мне уже удалось придумать нечто – по бумагам – более или менее адекватное, но, тем не менее, есть веские основания считать это “мусором”».

В том же месяце Эйнштейн написал пространное письмо Лоренцу, в котором обсуждал детали исследования после публикации в марте 1909 года статьи о флуктуациях. В ней он изложил собственные теоретические идеи, а также расхождения с Лоренцом, а в письме своему другу Мишелю Бессо в конце 1909 года отметил: «Я обнаружил не так много. Самое интересное открытие в том, что можно конкретизировать бесконечное разнообразие распределения энергии, что совместимо с уравнениями Максвелла. Возможно, в этом лежит решение квантовой проблемы». Далее он углубляется в детали. Об этом «открытии» и идет речь в черновике письма Планку.

В конце книги Крстича историк физики Станислав Южнич дает комментарий к этому черновику, где отмечает, что в 1909 году Эйнштейн размышлял над идеями, связанными с содержанием письма Планку. Он подробно представляет само письмо:

«Блокнот Эйнштейна с текстом письма, написанным рукой Милевы, на двух линованных страницах с простым геометрическим рисунком. Милева зачеркнула несколько ошибок, но оставила несколько незамеченных описок. Рукописный оригинал, вероятно, надиктованный первый черновик [письма], который позже был исправлен и отправлен Планку. Среди прочих ошибок фамилия адресата указана как «Plank». Невозможно представить, чтобы Эйнштейн отправил неизбежному [14] А. Эстерсон сохраняет ошибочное в оригинале написание: imminent («неотвратимый», неизбежный») с пометкой «sic»; правильное по смыслу слово – eminent («выдающийся»). – Прим. пер. Планку (Planck) письмо с такой чудовищной, почти оскорбительной ошибкой. А вот в том, что Милева написала его именно так, нет ничего удивительного. В Вене был некий Йозеф Планк (Josef Plank), бывший ассистент Йозефа Стефана (Josef Stefan), оба физики…Эйнштейн критикует шестую страницу рукописи Планка. Милева зачеркнула букву «d», вероятно, в начале неправильно употребленного неопределенного артикля между словами «Zahl» и «quantenhaftger» [sic]. В самом конце письма она зачеркнула слово «kann» («можно») и заменила его на «müsse» («необходимо») и не поставила точку в конце предложения…В середине письма, упоминая о новой теории излучения Эйнштейна и Людвига Хопфа (1884–1939), Милева зачеркнула слово «besteht» («обоснованный») и заменила его на более сильное «lässt» («подходящий»)».

Как можно предположить из перечисленных ошибок, документ, написанный рукой Марич, несет все следы «надиктованного черновика» ответа Эйнштейна на рукопись Планка. Это видно также из замечания Южнича, что «Эйнштейн критикует шестую страницу рукописи Планка». Только человек, полностью посвященный в суть вопроса, каким был Эйнштейн, имел основания критически разбирать статью Планка. Сложность обсуждаемой темы хорошо видна по его переписке с другими выдающимися физиками, например, с Хендриком Антоном Лоренцом. Нет никаких оснований считать, что Марич в такой же степени владела темой, и на самом деле глубочайшее погружение Эйнштейна в свою научную деятельность неизбежно вело к тому, что Милева оказывалась в стороне, как видно из ее писем Кауфлер-Савич, написанных зимой 1909–1910 года:

«[Мой муж] очень много работает и много публикуется, а теперь занимается изучением практической стороны физики, на что у него не так много возможностей…Видишь ли, при такой его известности на жену у него почти совсем не остается времени. Между строк [твоего письма] я чувствую ехидное замечание – дескать, я ревную к науке. Но что же мне делать? Тем – жемчуг, тем – щебень в волнах океана…Понимаешь, я не могу без любви, и была бы безумно рада услышать подтверждение (во что я почти верю) тому, что всему виной проклятая наука, поэтому охотно принимаю твою усмешку на сей счет».

Невозможно представить, чтобы Марич высказывалась в таком духе, если бы в то время действительно играла «активную и важную роль в научной работе Альберта», о чем, по мнению Крстича, свидетельствует черновик письма Планку.