Дэниел Клемент Деннет - Разум - от начала до конца. Новый взгляд на эволюцию сознания от ведущего мыслителя современности

А сейчас вы ощущаете слабый призыв Декартовой гравитации? «Быть медведем-гризли ни на что не похоже? Вы шутите?» Нет, я не шучу; я возлагаю бремя доказательства на того, кто утверждает, что где-то в (кажущемся) континууме по мере возрастания ловкости, происходит некий фазовый переход, расставляющий деревья и блох (или блох и медведей – выбор за вами) по разные стороны некой границы. Такая граница может существовать, однако, только если «это быть как кто-то» позволяет организмам по одну сторону делать нечто важное (вполне возможно, как раз страдать , но мы должны еще найти объективный способ определить это), чего по другую сторону делать не могут, и это будет граница, за которой не будет стоять ничего, кроме общепринятых представлений. Я не отрицаю возможность существования подобной границы; я отложил этот вопрос, пытаясь понять, как далеко мы сможем продвинуться, не устанавливая границ, и это стандартный научный подход. Чувствуя себя не в состоянии терпеть подобную беспристрастность, вы компенсируете сами себе влияние картезианской гравитации и неспособность участия в исследовании. (Важно помнить, что Декарт решал эту проблему просто: только люди обладают сознанием, а животные – бездумные автоматы.) Будучи не согласными с его вердиктом, мы по-прежнему должны провести моральную границу и совершать наши ошибки на безопасной стороне, но если мы приостановим наше научное обсуждение до того момента, пока не получим наилучшее представление о том, что мы судим, у нас не будет оснований для заключений, или переноса пресловутой границы. В Великобритании с 1986 года действует закон, согласно которому осьминог (но только Octopus vulgaris , и никакой иной цефалопод) считается «почетным позвоночным» и охраняется от жестокого обращения. Вы можете вполне законно бросить в кипяток живого лобстера, червя, мотылька, но не осьминога; он пользуется правом на защиту, которым раньше обладали млекопитающие, птицы и рептилии. Должен ли этот закон быть расширен или отменен или законодатели поступили правильно? Если мы хотим иметь объективный ответ на этот вопрос, нам придется отключить все подсказки интуиции. Не следует моральным представлениям искажать результаты эмпирического исследования.

Не следует недооценивать подвиги бестолковых существ. Замки термитов, хитрости кукушки по выращиванию кукушат и другие поведенческие чудеса совершаются с помощью только лишь поведенческого понимания, сводящегося к практическим навыкам, невыраженным и неосознаваемым. Когда люди сталкиваются с этим восхитительно сконструированным совершенством в качестве наблюдателей, исследователей, предсказателей, они автоматически пытаются выяснить причины, по которым растения и животные делают что-либо, пытаются реконструировать их действия с интенциональных позиций. И, как мы уже видели, когда мы так поступаем, нам кажется вполне естественным приписать организму больше понимания, чем у него есть на самом деле, подвести причинно-следственную базу под поведение, поскольку оно кажется нам несомненно умным, и чей же это может действовать разум, как не самого организма? Если бы мы были креационистами, мы вполне могли бы приписать все понимание Богу (я иронизирую) и не чувствовали бы потребности наделять им самих существ. Все были бы марионетками Бога. Открытие Дарвина и его описание процесса естественного отбора, его способности создавать свободно плавающие рациональности дали нашему воображению свободу для обратной реконструкции происхождения природных чудес и сняли с нас обязанность искать тот разум, который придумывает причины происходящего.

У термитов в термитнике нет своего генерала Лесли Грувса, чтобы командовать ими, нет своего генерала и у нейронов, еще более бездумных, живущих в нашем мозгу. Как же человеческое понимание может складываться из деятельности неразумных нейронов? В дополнение к свободно плавающим рациональностям, что объясняют многие наши структуры, наши привычки и другие особенности, существуют еще и закрепленные причины, которые мы предъявляем сами себе и другим. Эти причины сами по себе служат частью нашей жизни, они действуют в нашей картине мира наряду с деревьями, облаками, дверями, чашками, голосами, словами, обещаниями, которые составляют нашу онтологию. Мы можем что-то делать по этим причинам – оспаривать, переосмысливать, отказываться, одобрять, дезавуировать их, и эта часто скрытая форма поведения не попала бы в наш репертуар, если бы мы не загрузили это приложение в наши головокомпы. Короче, мы можем думать об этих причинах, хорошо или плохо, и это позволяет им влиять на наше общественное поведение способами, неведомыми иным организмам.