Борис Кипнис - Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова

Интересно, что в этот раз на завершающей фазе боя наша кавалерия, согласно диспозиции Суворова, смело атаковала отступающих турок и тем довершила успех этого дня. Однако за эту успешную операцию он награжден уже не был.

Прошло три недели после второго рейда на Туртукай, и Суворов был поражен в самое сердце. 9 июля он писал графу Салтыкову:

«Гром ударил, мне сего не воображалось. Прошу иного. И Ваше Сиятельство может ли помочь? Мне бы только с честью отсюда выйти; всего основания не знаю. Больно! Простите мне, Ваше Сиятельство, что я принужден был писать к Г[енерал]-Пор[учику] Потемкину о флотилии и пр., да и к Вам объяснять. Жаль сие для будущих следствиев» [252] ПибС. – С. 106–107. .

Что же случилось? Неужели он проиграл сражение? Нет: граф П. А. Румянцев назначил его в корпус Г. А. Потемкина. С будущим светлейшим князем Таврическим Суворов познакомился еще в мае 1773 г., как только прибыл в Негоешти, их войска соседствовали, отношения установились хотя и деловые, но хорошие. Однако оказаться под началом энергичного и напористого Потемкина он не хотел, понимая, что может лишиться той самостоятельности, которой пользовался под командованием не в пример более пассивного графа Салтыкова. Кроме того, вообразил он, что крутой характером фельдмаршал на него за что-то рассердился. Однако как ни был расстроен, он все-таки не забыл и тут приписать:

«Будет ли по малой мере мне желаемое награждение? Не оставьте того Милостивый Государь» [253] ПибС. – С. 106–107. .

Через два дня главнокомандующий милостивым ордером вызвал Суворова к себе, и как переменилось настроение героя:

«Вашего Высокографского Сиятельства милостивое письмо от 9 июля имел щастье получить. С благодарным чувствованием целости Ваших всегдашних ко мне милостей отправляюсь отсюда немедленно к Вашему Высокографскому Сиятельству. Препоручая себя высокому Вашему покровительству…» [254] Там же. С. 107–108.

Фельдмаршал потребовал туртукайского героя к себе не случайно: осада Силистрии не задалась, становилось ясно, что придется отказаться от похода на Шумлу. За Дунай армия отступила, прикрываемая пятитысячным корпусом наихрабрейшего генерал-майора О. И. Вейсмана фон Вейсенштейна, которого современники называли «Ахилл русской армии». Чтобы не дать 20-тысячному корпусу Нуман-паши нанести удар по нашим уходящим войскам, Вейсман атаковал и разгромил противника при Гуробалах, но в разгар сражения, 22 июня, отражая попытку турок проломить боковой фас нашего каре, генерал был смертельно ранен янычаром. Гибель талантливого храбреца опечалила не только графа Румянцева, но и государыню, она писала фельдмаршалу:

«Смерть храброго генерал-майора Вейсмана мне чувствительна весьма была, и много о нем сожалею» [255] ЦГВИА. Ф. 341. Св. 1. Д. 1. Л. 43. .

Через четверть века в далекой Италии Суворов вспомнил о нем:

«Вейсмана не стало, я из Польши один бью; всех везде бьют» [256] Военный журнал. – СПб., 1810. – Кн. 10. – С. 60–62. .

Но это будет потом, когда Румянцева уже три года как не будет в живых [257] Фельдмаршал скончался в ноябре 1796 г. , а пока он жив и здоров – и ему нужен генерал, который заменил бы погибшего героя. Такой же мужественный и пылкий и для чрезвычайно важного и опасного дела.

Уходя за Дунай, фельдмаршал замыслил всадить туркам занозу в бок: удержать на болгарском берегу город Гирсов и, «приковав» к нему турок, лишить их тем самым возможности перейти на валашскую сторону. Тут нужен человек особых дарований, и граф Румянцев увидел их в Суворове. Он вызвал его, чтобы лично поставить задачу по обороне гирсовского поста. Свиданием с непоседливым подчиненным граф остался доволен и, отправляя его к новому месту службы, в ордере от 4 августа писал так:

«Делами Вы себя довольно в том прославили, сколько побудительное усердие к пользе службы открывает Вам путь к успехам.

На сие, как и на искусство Ваше, весьма мне известное, довольствуюсь я возложить сохранение и оборону сего нужного поста…» [258] Суворов А. В. Документы. – М., 1950. – Т. 1. – С. 678.

О том, как Суворов повел дело, предоставим рассказать ему самому:

«…определен я начальником гирсовского корпуса. Сей задунайский пост надлежало соблюсти; я починил крепость, прибавил к ней земляные строения и сделал разные фельдшанцы; перед наступлением турецким перевел я мой резерв из-за Дунаю – два полка пехоты на остров, в близости Гирсова, в закрытии за речкой N, на которой были понтоны. Турки оказались рано днем [259] 3 сентября (старый стиль) 1773 г. , около 11 000 [260] Согласно реляции самого Суворова, по показаниям пленного, турок было «4000 пехоты и 3000 конницы с артиллериею» (см. Суворов А. В. Документы. – М., 1950. – Т. 1. – С. 679). ; велел я делать разные притворные виды нашей слабости; но с моей стороны, особливо из крепости, начали рано стрелять, вместо картечь ядрами. Они фланкировали наши шанцы; шармицирование [261] То есть маневрирование. продолжалось до полден и не имело конца; приказал я всем очистить поле. Приятно было видеть: варвары, при пяти пашах бунчужных, построились в три линии; в первых двух – пехота, в середине – конницы; по флангам – пушки, в их местах, по-европейскому; в третьей – что резерв – было разное войско и некоторые обозы; с довольною стройностию приблизились они к нашему московскому ретраншементу, где мы молчали, заняли высоту, начали бомбами и ядрами безответно и, впрочем, весьма храбро, под предводительством их байрактаров, бросились с разных сторон на ретраншемент; наша стрельба открылась вблизи; ретраншемент был очень крепок. Из закрытия князь Мачабелов с Севским полком и барон Розен с тремя эскадронами гусар взошли на наши высоты [262] То есть переправившись с острова по понтонному мосту, из резерва. , с превеликим их поражением, и князь Гагарин, другого полку, с кареем наступил на их левой фланг, из ретраншемента; они крайне пострадали. Недолго тут дело продолжалось, и едва от одного до двух часов; ударились они в бегство, претерпели великий урон, оставили на месте всю их артиллерию; победа была совершенная; мы их гнали тридцать верст; прочее известно по реляции» [263] Суворов А. В. Документы. – М., 1950. – Т. 1. С. 42–43. .