Мерлин Шелдрейк - Запутанная жизнь. Как грибы меняют мир, наше сознание и наше будущее

Отец поощрял во мне стремление бесстрашно погружаться в окружающий меня мир. Бывало, он носил меня на плечах по саду и я засовывал лицо в цветы, словно был пчелой. Должно быть, мы опылили бесчисленное число цветков, медленно переходя от растения к растению. Мои щеки были в желтых и оранжевых пятнах, я пытался скорчить лицо так, чтобы оно лучше поместилось в павильоны, которые создавали лепестки, и оба мы наслаждались запахами, обилием красок и беспорядком.

Мои кучи опавших листьев были одновременно и потайным местом, и мирами, которые нужно было исследовать. Но по мере того, как проходили месяцы, мои кучи уменьшались. Становилось все труднее зарыться в них целиком. Я пытался выяснить причину, дотягиваясь до самых глубоких мест в куче, вытаскивая влажные пригоршни того, что все меньше напоминало листья и все больше выглядело как почва. Начали появляться черви.

Приносили ли они с собой землю в кучи листьев или уносили листья в почву? Я не был ни в чем уверен. По моим ощущениям, кучи листьев сжимались, но если они сжимались, то во что? Насколько глубока была почва? Что поддерживало мир на плаву в этом твердом море?

Я задал этот вопрос отцу. Он объяснил. Я ответил новым «почему». Сколько бы раз я ни вворачивал свое «почему», у него всегда находился ответ. Эти игры продолжались, пока у меня не истощался запас вопросов. Именно во время одного из этих раутов я и узнал впервые о разложении. Я изо всех сил пытался представить себе невидимых существ, поедавших все листья, и понять, как у таких крошечных созданий может быть такой громадный аппетит. Лежа погруженным в листья, я старался вообразить, как они могли пожрать все собранные мною лиственные кучи. И почему я не мог этого увидеть. Если они настолько дико голодны, уж конечно, я мог бы застать их в процессе, если бы зарылся глубоко в листья и лежал бы достаточно тихо. Но они казались неуловимыми.

Отец предложил эксперимент. Мы отрезали верх у прозрачной пластиковой бутылки. Внутрь ее мы положили по очереди слои земли, песка, опавших листьев и, наконец, пригоршню земляных червей. Следующие несколько дней я наблюдал, как черви, извиваясь, проползали между слоями. Они перемешивали их и ворошили. Ничто не оставалось неподвижным. Песок просачивался в землю, а листья перемешивались с песком. Четкие края слоев растворялись друг в друге. Червей можно увидеть, объяснил отец, но есть много других существ, которые ведут себя как черви, но их невозможно заметить. Крохотные червяки. И существа еще меньше, чем крошечные черви. И другие создания, еще меньше непохожие на червей, но способные ворошить, и перемешивать, и заставлять разные вещества растворяться друг в друге, точно так же, как это делают черви. Композиторы слагают музыку, а эти существа – деструкторы, которые разлагают жизненные объекты. Ничто не может произойти без их вмешательства.

Это была такая полезная идея. Меня словно научили разворачиваться, обращаться мысленно назад. Теперь стрелки указателей были обращены одновременно в обе стороны. Композиторы слагают; деструкторы разлагают. И если они не вызовут разложения, композиторам не из чего будет творить. Эта мысль изменила мое отношение к миру. И именно из этой мысли, из этого увлечения существами, разлагающими материю, вырос мой интерес к грибам.

Именно из компостной кучи вопросов и увлечений сложилась эта книга. Вопросов было так много, а ответов так мало, и это по-настоящему будоражит. Неоднозначность уже не вызывает такого зуда, как раньше; мне проще сопротивляться искушению заменить неопределенность определенностью. В разговорах с исследователями и энтузиастами я невольно начал играть роль посредника, отвечая на вопросы о том, чем занимаются люди в различных, сильно удаленных друг от друга областях микологического исследования, иногда принося несколько крупинок песка в почву, в других случаях – несколько комков земли в песок. На лице у меня больше пыльцы, чем было, когда я начинал. Новые «почему» наслоились на старые. Куча для прыжков стала больше, а пахнет она точно так же таинственно, как и вначале. Но сырости в ней больше, больше места, где можно зарыться в нее, и больше простора для исследований.

Грибы могут создать плодовые тела, но сначала они должны что-нибудь разрушить. Теперь, когда эта книга создана, я могу отдать ее грибам для разрушения. Я намочу один экземпляр и посею в нем мицелий вешенки. Когда он проест все слова, и страницы, и форзацы и отрастит на обложке и корешке плодовые тела, их съем я. Из другого экземпляра я удалю все страницы, измельчу их и, используя слабую кислоту, растворю всю целлюлозу в страницах, превратив ее в углеводы. В получившийся сахарный раствор я добавлю дрожжи. Когда ферментация закончится, я выпью получившееся пиво, замкнув таким образом круг.