Питер Сингер - Освобождение животных [litres]

Может настать день, когда все прочие животные обретут те права, которые никогда не могли бы быть отняты у них иначе, чем рукой тирана. Французы уже осознали, что черная кожа – не повод бросать беззащитного человека на растерзание палачам. Когда-нибудь может выясниться, что число ног, шерсть на коже или хвост – столь же необоснованные причины для того, чтобы обрекать на ту же участь чувствующее существо. Какой же еще непреодолимый барьер останется между нами? Способность мыслить, умение говорить? Но взрослая лошадь или собака, без сомнения, более разумное и коммуникабельное существо, чем ребенок возрастом в один день, неделю или даже месяц. Но даже если бы это было не так – разве это что-то меняет? Вопрос не в том, способны ли животные мыслить или говорить; вопрос в том, могут ли они страдать [8].

В этом пассаже Бентам указывает на способность к страданию как на важнейшую характеристику, дающую живому существу право на равный учет его интересов. Способность к страданию – или, точнее, к страданию и наслаждению – это черта иного порядка, чем, например, способности к языкам или высшей математике. Бентам не говорит, что те, кто ссылается на непреодолимый барьер, разделяющий существ, чьи интересы должны или не должны приниматься во внимание, избрали для этого барьера неверный критерий. Утверждая, что мы должны учитывать интересы всех существ, способных страдать или наслаждаться, Бентам не исключает из рассмотрения какие бы то ни было интересы – как это делают те, кто проводит черту по способности владеть языком или наличию разума. Способность страдать и наслаждаться – это необходимое условие для того, чтобы иметь интересы как таковые ; условие, которое должно выполняться, чтобы можно было всерьез рассуждать о каких-либо интересах. Абсурдно утверждать, что если школьник пнет камень, лежащий на дороге, то это будет противоречить интересам камня. У камня не может быть интересов, поскольку он не способен страдать. Ничто из того, что мы можем с ним сделать, не скажется на его благополучии. Способность к страданию и наслаждению, однако, не только необходимое, но и достаточное условие для того, чтобы заявлять, что у существа есть интересы – и они, по меньшей мере, заключаются в том, чтобы не страдать. Например, интерес мыши может состоять в том, чтобы ее не пинали, поскольку это причинит ей страдания.

Хотя в приведенной цитате Бентам говорит о «правах», его аргумент касается скорее равноправия, чем собственно прав. Действительно, в другом известном пассаже «естественные права» Бентам назвал «несуразицей», а «естественные и неотчуждаемые права» – «чепухой на ходулях». Он говорит о моральных правах как о неких гарантиях, которые должны предоставляться людям и животным с моральной точки зрения; но истинная сила морального аргумента не зависит от реального наличия прав, поскольку этот аргумент апеллирует к способности страдать и наслаждаться. Таким образом, мы можем выступать за равноправие животных, не вступая в философскую дискуссию о природе прав.

В напрасных попытках опровергнуть приведенные в этой книге аргументы некоторые философы шли на самые разные ухищрения, чтобы доказать, что у животных не может быть прав [9]. Они утверждали: чтобы иметь права, существо должно быть самостоятельным, или принадлежать к какому-либо сообществу, или уметь уважать права других, или обладать чувством справедливости. Все эти заявления не имеют никакого отношения к сути движения за права животных. Правозащитная терминология в нашем случае – лишь удобная риторическая условность, ставшая еще более важной в эпоху тридцатисекундных теленовостей, чем в дни Бентама; но для обоснования необходимости радикальных перемен в нашем отношении к животным эта терминология вовсе не нужна.

Если какое-либо существо страдает, нет никакого морального оправдания тем, кто отказывается признавать эти страдания. Каким бы ни было это существо, принцип равноправия требует, чтобы его страдание учитывалось наравне со страданиями любых других живых существ (в той мере, в какой вообще можно провести сравнение). Если существо не способно страдать или испытывать радость, здесь нечего учитывать. Таким образом, наличие способности к ощущениям (я использую этот термин как удобный, хотя и не совсем точный синоним способности страдать и наслаждаться) – единственный критерий того, нужно ли учитывать интересы других существ. Проводить границу по какому-либо иному признаку – скажем, разуму или способности к рациональному мышлению – значило бы поступать произвольным образом. (Почему бы в этом случае не выбрать любой другой признак – например, цвет кожи?)