Кроме этих обсуждений, послу делать ничего и не оставалось. Фактически лорд Галифакс вел только рекламную кампанию Британской империи, пытаясь представить ее в лучшем свете перед американской нацией. Он продолжал свое американское турне. Его поездки планировал Ангус МакДоннелл, который своим грубоватым юмором скрашивал отчужденность и чопорность Галифакса, и вдвоем они были похожи на Арлекина и Пьеро. Теперь усилия британского посла были направлены на американские военные заводы, которые так помогали и Соединенным Штатам, и Великобритании в борьбе с гитлеризмом: «Никакие наши обязанности не были более волнующи, чем посещения заводов и верфей, считалось, что такие посещения могли бы поощрить рабочих и помочь производству. Я, должно быть, говорил буквально с десятками тысяч мужчин и женщин, занятых жизненно важной военной работой, судостроением, станками, самолетами или баками. Это было бы уныло, если б не сознание того, какой вклад каждый час дня и ночи они вносят для будущего мира. Я помню в Сан-Диего, я небрежно написал на бомбардировщике, который готовился для отправки в Англию: “Дорогой г-н Черчилль, есть еще сотни таких, как этот, чтобы помочь Вам закончить работу”» 604 604 Earl of Halifax. P. 286.
. И если поначалу эти рекламные акции Галифакса не были встречены бурей аплодисментов, то, когда 7 декабря 1941 г. Япония напала на Перл-Харбор, и США все-таки вступили во Вторую мировую войну, дела британского посла в этом вопросе пошли значительно лучше.
Основные отношения с Белым домом вел напрямую Уинстон Черчилль, который за посольство лорда Галифакса самолично семь раз побывал в США, а также виделся с Рузвельтом на международных конференциях. Когда Черчилль приезжал, британского посла зачастую даже не приглашали на встречи между премьер-министром и президентом. Он оставался в посольстве, понимая, что важные государственные решения теперь принимают без него, и он не знает, что объявлять журналистам, которые могут спросить его об англо-американских переговорах. Галифакса жалели даже члены администрации американского президента и иной раз настаивали на его участии в переговорах, мотивируя это тем, что «он все-таки посол!» 605 605 Mrs. Frances Watson to Earl of Birkenhead.
. Часто положение спасал Гопкинс, с которым, несмотря на его фамильярность, лорду Галифаксу все-таки удалось установить вполне дружеские отношения. После полуночных, столь любимых Черчиллем заседаний, которые сам Галифакс в любом случае вряд ли бы выдержал, Гопкинс сообщал британскому послу тезисно всё, что там было сказано, тем самым спасая от неудобств с прессой.
Но Галифакс все же понимал и то, что при таком положении ему тяжело исполнять свои обязанности, и то, что он слишком сильно разнится с Уинстоном Черчиллем: «Часть моего чувства здесь затронута осознанием, насколько отдален мой ум и образ мысли от Уинстона и Макса (Бивербрука . – М. Д. ). Когда они были здесь на днях, я глубоко ощущал, как по-другому работают их умы, в отличие от моего собственного, и насколько невозможно для меня установить любую реальную общность в мыслях с ними. Я не вполне знаю, почему это так. Частично интеллектуальная, партийная мораль! Кстати, я был ужасно потрясен ростом эгоцентризма Уинстона. Я могу сделать это / Я не сделаю этого и т. д. и т. д. Смирение – привлекательный дар, но слишком редкий» 606 606 Hickleton Papers, Washington Diary.
.
Атмосфера, установленная Черчиллем и Рузвельтом в Белом доме, также шокировала Галифакса: «После встречи с Хеллом утром я пошел в Белый дом, где надеялся увидеть Уинстона, но там я нашел президента, беседующим с ним в спальне! Макс Бивербрук и я сидели на коробке в проходе в течение нескольких минут и обменивались взглядами, Гарри Хопкинс проплывал мимо в пижаме и халате. Это самые странные переговоры , которые кто-либо когда– либо видел. Я разговаривал с ним вчера вечером о времени, когда можно было бы увидеть президента, и предложил 12 часов. Он думал, что это было немного поздно, так как в это время президент обычно был в своей спальне. За два или три дня до этого он встретил Уинстона вообще не одетым ни во что и должен был быстро задрапировать себя в полотенце! “Он – единственный глава государства, которого я когда-либо принимал в обнаженном виде”» 607 607 Ibid.
.
Работать в таких моральных и физических условиях для лорда Галифакса было невозможно, поэтому он написал в Форин Оффис Энтони Идену о своем положении и просил отставки. Возможно, Иден и помог бы своему старому другу поскорее вернуться домой, но возникал вопрос о том, кто мог его заменить. Годился для этого только сэр Алек Кэдоган, который выступил (и продолжит неоднократно выступать в дальнейшем) с решительным протестом. К тому же появление Галифакса в Лондоне могло бы сделать неудобной уже работу Уинстона Черчилля, который опрометчиво обещал, что Галифакс может в любой момент при возвращении на родину получить место в его Военном кабинете. Поэтому британское посольство не ожидали изменения в скором будущем, а лорд Галифакс раз за разом терпел неудобства, связанные с визитами Черчилля.
Читать дальше