Патрик Дж О’Рурк - Адам Смит «О богатстве народов»

Природа огласила свой последний зов 17 июля 1790. Здоровье Смита ухудшилось. В последних поправках к «Теории нравственных чувств» он добавил две дюжины параграфов, по большей части одобренных и включенных в окончательную версию, о стоическом отношении к смерти:

«Следуйте вперед без ропота и жалоб. Следуйте спокойно, довольно, радостно, принося благодарность Господу, который в своей бесконечной щедрости даровал нам безмятежную и тихую гавань смерти, во все времена готовую принять нас из бушующего океана человеческой жизни».

Смит худел и слабел с каждым днем, но в воскресенье, перед тем как он умер, он дал традиционный еженедельный обед своим друзьям. Его последними известными словами были: «Я полагаю, мы могли бы перенести эту встречу в какое-нибудь другое место».

Куда же Адам Смит предлагал перенести встречу? И что это была за «непосредственная и здравая вера, свободная от всякого абсурда, обмана или фанатизма», которую желали бы видеть установленной он и все остальные мудрые люди? (Разве не были бы похороны слишком скучными без доли абсурда? А какая свадебная церемония совершается без обмана?) Из его работ мы можем узнать — и порой, в мучительно подробных деталях — что Адам Смит думал. Но во что верил Адам Смит — определить намного и намного сложнее.

Смит, в общем, придерживался основного русла взглядов интеллигенции эпохи Просвещения, которые можно утрированно назвать деизмом — верой в то, что единственным делом Бога было придумать и завести вселенские часы. Джон Рэй называл Смита более точно — теистом. Различие заключается в том, что теизм подчеркивает значимость веры в Бога, в то время как деизм подчеркивает неверие в сверхъестественные аспекты религии, которые, в широком рассмотрении, и являются всеми в совокупности сущностными аспектами того, что принято понимать под словом «религия». Смит верил в более активно вовлеченного во вселенские дела Бога: «Размышление о мире без отца — пожалуй, самое меланхоличное из всех размышлений». Хотя, все мы знаем, насколько «активно» порой отцы участвуют в заботе о детях.

Смит часто деперсонализировал Бога, используя слово природа. Часто, но не всегда. В «Теории нравственных чувств» Смит, написав, что «творения природы… похоже, все стремятся к увеличению счастья и предохранению от несчастья», продолжил предложением, что когда мы препятствуем этим творениям природы в их стремлениях, мы «делаем себя, если можно так выразиться, в некоторой степени врагами Бога».

До какой степени Адам Смит был образцовым христианином, определить еще сложнее. Хотя и в самом христианском учении говорится о том, что никого нельзя по праву назвать таковым. Один современник Смита, любитель сплетен Джон Рамсей, назвал Смита «удручающе немногословным» в том, что касалось религиозных вопросов, но также рассказал, что во время священной мессы Смита обычно видели с открытой улыбкой на лице. (А что, разве в этом есть что-то странное?) В опубликованных текстах Смита я обнаружил только одно непосредственное упоминание Иисуса Христа, и это упомянутые вскользь «… заповеди нашего Спасителя…» Но это написано уважительно, с большой буквы. Возможно, Смит думал, что значимость христианской веры очевидна каждому, без дополнительных наставлений.

В последней редакции Смит удалил из «Теории нравственных чувств» длинный теологический параграф, полный христианских обоснований воздаяния за достойные и недостойные дела. Дело было в том, что этот пассаж, в совокупности с похвальной речью Дэвиду Юму, вызвал, метафорически выражаясь, стероидную ярость мускулистых христиан девятнадцатого века. Как сообщают, Смит пошел им на встречу и вырезал оскорбительно звучащий пассаж, объяснив, что он был «неуместен, и в нем не было необходимости». Возможно, так оно и было. Его основной темой было наше личное желание воздаяния, — а это вопрос, по сути своей, далекий от помыслов о божественном. Но у Адама Смита, как нам известно, были свои взгляды на божественный промысел. Например, Смит почти определенно отметил бы, что эволюция является разумным замыслом.

Смит снова и снова выражал свое безразличие к метафизике. Хотя когда он стал профессором Университета Глазго, то подписал Вестминстерское исповедание веры, подтверждающее его принадлежность к пресвитерианской церкви. Предположительно, подпись все еще была в силе, когда он принял титул ректора тридцать шесть лет спустя. Адам Смит не был первым, кто предпочитал не распространяться о своих религиозных взглядах — или, может быть, просто находил эту тему слишком скучной, чтобы о ней размышлять. «Природа, — говорил он, — не предписывала нам сделать такого рода возвышенные медитации главным делом и занятием нашей жизни».