Патрик Дж О’Рурк - Адам Смит «О богатстве народов»

Правосудие необходимо для защиты собственности. Но все же, во многих отношениях, собственность неизбежно и необходимо несправедлива: «Там, где есть владение огромными состояниями, там всегда есть и огромное неравенство». Смит писал, что мы вправе вершить правосудие в соответствии с законом, но «там где нет собственности… гражданское правительство вовсе не так необходимо». Но в таком случае, мы получим отрицание закона и священного права собственности, как в беззаконном собственничестве феодализма или Мао. Так что, выходит — политические системы все же должны быть установлены, чтобы защитить несправедливость собственности справедливостью закона.

Но Адам Смит не был поклонником абсурда. С политической критикой такого рода куда лучше справлялись Джонатан Свифт или Бернард де Мандевиль. В начале 1700-х Мандевиль написал «Басню о пчелах», поэму и комментарий к ней, в котором заявил: «Я льщу себе, что показал… то, что мы называем злом, когда говорим, что зло правит этим миром — великий принцип естественной морали, столь разрушительный на первый взгляд, но все же… созидающий человеческие общества».

Даже самый никчемный работяга

Сделал что-то для общего блага.

… миллион бедняков надрывался,

Чтобы кто-то в роскоши купался.

И на Гордость пахал еще миллион.

Сами Тщеславие и Зависть Министрами промышленности оказались,

Их советниками были Прихоть и Непостоянство В одеждах, мебели и яствах.

Так эти странные и глупые пороки повернули Торговли колесо, и им бессменно рулят.

Вот так изобретательность вскормил порок,

А там уж и до производства путь был недалек, И скоро до неслыханных высот взлетят Удобство, роскошь и разврат,

И будет бедному из бедных по плечу Такое, что не снилось раньше богачу.

Другой работой Мандевиля была «Скромная защита разгоряченной публики; или Эссе о непристойности». В своих попытках эпатировать буржуазию он был даже большим провокатором, чем Свифт. Его сочинения даже самого Смита заставили потерять скептицизм и чувство юмора — в «Теории нравственных чувств» он пишет: «Некоторые же представляют… что такое естественное развитие общества стирает все различия между пороком и добродетелью, что мне кажется взглядом крайне ошибочным и губительным: я имею ввиду представления доктора Мандевиля».

И все-таки у этой политической головоломки есть кое-какие практические решения. Хотя бы — популистское расширение принципа смитовских, естественных свобод, выраженное в столь любимом современными скептиками афоризме Уинстона Черчиля, из его речи для Палаты Общин в ноябре 1947 года: «Демократия — самая худшая форма правления, если не считать все остальные, испытанные на деле в истории». Но во времена Смита демократия, кроме древней афинской, еще не была испытана на деле. И у Адама Смита не было столь трогательной веры в античность, чтобы к ней обратиться.

Теоретически — нет ничего сверхъестественного и дивного в управлении народа народом. Например, в одной из лекций по моральной философии, Смит теоретизировал, что рабство не могло быть отменено в республике, потому что «законодатели такой страны сами являются рабовладельцами».

Как уже было упомянуто, представления о демократии в восемнадцатом веке были информацией двухтысячелетней давности. Как любой образованный человек, Смит знал историю Пелопонесских войн. Это слишком длинная история, чтобы рассказать ее вкратце; в конечном итоге — демократическим, и в общем, славным во всех отношениях Афинам тогда весьма и весьма не поздоровилось. Смит не считал слишком вдохновляющими и более недавние мелкие эксперименты с демократией. Он посмотрел на протестантов-кальвинистов в Швейцарии, и сделал вывод, что их «право выбирать собственного пастора… похоже, не было продуктивно ни в чем, кроме беспорядка и смуты, и способствовало порче нравов, в равной степени, служителей и народа». (И к тому же не очень-то демократично со стороны Джона Кальвина было сжигать Мигеля Сервета на столбе в 1553 году.) Не впечатляло Смита и то, что он видел в те времена в демократии американских колоний. Он заключил, что «при таких стихийных и необдуманных попытках установления демократии неизбежно появление сеющих раздор и опасных группировок», и предсказал, что если американцы отвоюют свою независимость, «эти группировки будут в десять раз более опасными, чем прежде». Он предполагал, что внутренние раздоры в Америке «вскоре выльются в открытое насилие и кровопролитие». Смит был неправ — насчет «вскоре». Это случится, но гораздо позже — форт Самтер был захвачен девяносто пять лет спустя.