Что же еще было уже?..
Уже волчица выкормила Ромула и Рема, но собака еще не нашла брошенного Кира. Уже семь веков ждали своего звездного часа спеленатая мумия Тутанхамона и раскрашенный бюст Нефертити, и ждать им предстояло еще двадцать шесть веков. Уже соловьи на могиле Орфея пели и слаще и громче, нежели в каком другом месте, и первая сивилла по имени Герофила, дочь Зевса и Ламии, любовница Аполлона, пророчествовала, стоя на Дельфийской скале и зарабатывая на пропитание, уже прилетели к ней пелии-голубки из Египта и затянули бесконечную песню с таким рефреном: «Зевс был, Зевс есть, Зевс будет». И ведь им тогда свято верили, хотя над древнейшим из дошедших до нас оракулов, будто лучшими воинами среди греков являются аргивяне, тогда же и посмеялись.
А в Афинах из дочерней любви уже повесилась Эригона и в честь этого события афиняне ежегодно справляли праздник качелей (Надо же, какой древний анекдот: «Не качайся на бабушке, она не для того повесилась!»). В Афинах уже тогда на протяжении всего года не знали отдыха от праздников, придумывая их и к менее существенным событиям. Но не во всей Элладе так активно бездельничали. Только что аргосский царь Фидон придумал меры веса и объема, хиосец Главк изобрел сварку железа, самосцы Рэк и Феодор освоили искусство художественного литья, в Коринфе Аминокл сколотил первые триеры, а в Фивах Филолай из рода Бакхиадов ввел закон, по которому не воздерживавшийся десять лет от торговли не имел права занимать государственную должность. И лесбосец Терпандр изобрел семиструнную лиру взамен четырехструнной и дважды выиграл состязания мелических поэтов в Спарте. И Евмел сочинил для посольства мессенян на остров Делос гимн, от которого сохранились два стиха:
Зевсу, владыке Итомы, радостна Муза,
Чистой и вольной подошвой обувшая стопы.
Короче, Аристомен удивлял мир подвигами во второй половине седьмого века, когда диетой называли соглашение тяжущихся перед мировым судьей. В Риме тогда царствовали Тулл Гостилий и Анк Марций, в Египте фараонствовал Псамметих I из Саисской династии, Вавилонией правил Набопаласар, Ассирией — Ашшурбанипал, Мидией — Киаксар, Урарту-Сардури III, в Китае княжили Цинь, которых врачи лечили пойлом из конского гриба и кожи рваных барабанов, настоянных на моче коровы, а в Афинах бегал по улицам пацаненок Драконт, требовал закона о смертной казни для укравшего огурец и предлагал судить кирпичи, падавшие на голову…
— После такой баранины будешь до ужина вытирать жир с губ, — сказал Ксенбдок.
— Ты привередлив, как девушка из благополучной семьи, — заметил Аристомен.
— Слышал новость? — сказал Ксенодок: — Египетский фараон женился.
— В его гареме женщин больше, чем в Мессении, — ответил Аристомен, — У тебя все новости такие?
— Какие?
— Такие, что можно и не знать, а все равно правильно скажешь.
— На этот раз он женился на гречанке, на проститутке Родопис. Пока она купалась в Ниле, орел стащил ее сандалию, улетел и бросил прямо на колени фараону, а тот велел искать хозяйку повсюду. Ну и когда нашли, он ее прибрал к рукам.
— Что же этот фараон приличную девушку не сосватал?
— А у них на Востоке все девушки проститутки. У них если не проститутка, то как бы и не девушка. Зато в замужестве верные. Но это не факт, а слухи. Но если судьба занесет, я, конечно, проверю.
Они шли по дороге в сторону Эхалии, где находился наследственный надел и усадьба Ксенодока. Три года он простоял без дела, под паром, так как у Никомеда с Персом не хватало сил и времени на обработку двух участков. Сдать же в аренду участок Ксенодока не получалось — никто не соглашался: ведь половину забрали бы спартанцы, четверть — владелец, а тому, кто всю весну и лето гнул спину, — с гулькин хвост и гулькин клюв. Работа не стоила масла в плошке. Человек, у которого жили мать и сестра Ксенодока, пытался сажать там что-то неприхотливое, но без полива, в летнем пекле неприхотливое тоже куксилось и быстро загибалось. Лишние руки как раз в его хозяйстве были, но бестолковые, потому что мать Ксенодока вследствие болезни боялась подходить к воде, а посылать на надел каждый день Пирру он не решался: для девушки такие походы могли кончиться плохо.
Когда ребятам исполнилось четырнадцать, Никомед решил, что вдвоем они справятся с участком Ксенодока, и послал разведать — что там теперь к чему. Была и другая причина, требовавшая хоть показательных работ: по древнему обычаю землей, которую не возделывали более трех лет, мог завладеть любой желающий. Школу из-за такого случая пришлось оставить, но Ксенодок все равно украдкой бегал к учителю. Страсть к знаниям была у него неуемной потребностью.
Читать дальше