Майкл Уайт - Стивен Хокинг. Жизнь среди звезд

Между тем исследования черных дыр шли полным ходом, и Хокинг был в авангарде. Он все более убеждался, что чисто классического описания черных дыр недостаточно. В сентябре 1973 года Хокинг побывал в Москве. Директором Института физических проблем Академии наук СССР был тогда Яков Борисович Зельдович – лысый, небольшого роста, но с неуемной энергией. [41]Его рабочая группа тоже изучала тогда черные дыры, особенно их взаимодействие со светом. Хокинг вернулся в Кембридж убежденным, что они стоят на пороге открытия, но что-то делают неправильно. Как он заметил много лет спустя: «Мне не понравилось, как они вывели свой результат, поэтому я вывел его как полагается».

Следующий его шаг был достаточно радикальным. Как мы знаем из главы 2, физика ХХ века зиждилась на двух столпах – квантовой механике и теории относительности, однако с точки зрения физики они находятся на противоположных концах спектра. Они говорят на разных языках, и никому не удалось привести их в соответствие. Но именно на это и нацелился Хокинг. Судя по всему, чтобы описать поведение черных дыр согласно неоднозначным идеям Бекенштейна, с одной стороны, и их с Пенроузом – с другой, иного пути не было.

Легко сказать, но трудно сделать. Работать с уравнениями в уме и так было достаточно сложно, а тут еще оказалось, что после многомесячных трудов результаты у Хокинга получились какие-то абсурдные. Из формул следовало, что черные дыры испускают излучение. И сам Хокинг, и все его современники считали, что такого быть не может. Хокинг был по-прежнему убежден, что старается не зря, но дал себе зарок ни с кем не обсуждать эту задачу, пока не удастся так или иначе осмыслить происходящее.

Настало Рождество 1973 года, а Хокинг по-прежнему погряз в математических расчетах. Он решил перепроверить формулы. Когда он работал над ними, то кое-где срезал углы и теперь считал, что здесь и вкралась ошибка. Все рождественские праздники он прогонял в голове бесконечные выкладки, замкнувшись в себе, а потом заставил себя проделать еще более сложные вычисления, чтобы искоренить досадные аномалии. Наконец в январе 1974 года он собрался с духом и поговорил с Деннисом Сиамой, который как раз организовывал конференцию. К большому удивлению Хокинга, его идеи очень воодушевили Сиаму, и тот с его разрешения стал о них рассказывать.

Через несколько дней Хокингу исполнялось тридцать два, и семья устроила по этому случаю праздник. Когда все уселись за стол, зазвонил телефон. Это звонил из Лондона Роджер Пенроуз: он услышал, что говорит Сиама, и требовал подробностей. Разговор затянулся. Угощение остывало, но гости терпеливо ждали, когда Хокинг вернется за стол. Стивен повесил трубку лишь через сорок пять минут, когда трапеза была безнадежно погублена. Зато Пенроуз пришел в восторг и хотел все обсудить. Хокинг пошел наперекор всем тогдашним представлениям о черных дырах и на основании одних лишь математических расчетов неопровержимо доказал, что крошечные черные дыры не просто излучают, но и при некоторых условиях даже взрываются. К концу января Мартин Рис, коллега и приятель Хокинга со студенческих времен, пришел к убеждению, что Хокинг совершил великое открытие. Вдохновленный последним разговором со Стивеном, он налетел на Денниса Сиаму в коридоре Института астрономии:

– Вы слышали? Стивен все перевернул с ног на голову!

Сиама бросился искать Хокинга. К концу беседы он тоже убедился в его правоте и убедил бывшего студента рассказать о своих результатах на конференции, которую тогда организовывал. Она должна была пройти в феврале в Лаборатории Резерфорда – Эпплтона близ Оксфорда.

Морозным февральским днем, типичным для оксфордширской зимы, Хокинга привезли в лабораторию, и один из его аспирантов помог ему подняться в конференц-зал. Хокинг терпеливо сидел у прохода в аудитории и слушал, как другие выступающие докладывают о своих достижениях. Как всегда, задавал свои коронные неудобные вопросы и изо всех сил сдерживал волнение. Он сильно подозревал, что стоит на пороге чего-то подлинно великого а теперь это подтверждали и коллеги-исследователи. Наконец его кресло выкатили на кафедру, настроили проектор, и он прочитал свой доклад на грани разборчивости, к чему его коллеги уже привыкли. Прозвучала последняя фраза. В аудитории повисла потрясенная тишина – ученые понимали, что только что услышали потрясающую новость. Слышно было, как муха пролетит. А потом посыпались вопросы.