Политика постправды и популизм

Политический миф репрезентирует себя как драматическое повествование о героической истории политических или неполитических сообществ, стремящихся к поддержанию или обретению политической солидарности. Любой политический миф вписывает эпизоды повседневной деятельности людей в нарратив драмы коллективного существования. В основе мифической символизации политики лежат «симбиотические символы», выражающие связь политических действий с «телесностью», телесно-чувственной осязаемостью и действенностью власти посредством многообразных фигур («героического»). Поэтому политический миф — всегда не только объяснение, но и «практический аргумент». Миф может драматически обосновывать историю существующих политических обществ, отсылая к прошлому, воспринимаясь как «традиция», но он может сакрализировать политические взаимодействия через настоящее или отсылку к будущему, превращаясь в источник социальных реформ, революций и гуманитарных катастроф.

Политические мифы, обеспечивая символизацию практик политического доминирования на уровне повседневности, являются важным и необходимым звеном современных политических коммуникаций. Выявление потенциала действенности символических фигур («героя», «жертвы», «преступника» и т. п.) позволяет перевести в плоскость конкретного анализа влияния мифоконструкций и символических фигур солидарности на конфликтное противостояние национальных идентичностей связанного с «перевертыванием» и противостоянием символических фигур героического и жертвенного. Обозначенные теоретические подходы к интерпретации «работы» политического мифа позволяют сместить исследовательские акценты в описании «лживости» в динамике современных политических коммуникаций, связанной с перманентным обновлением представлений акторов, на исследование солидарного потенциала их мифического контента.

Таким образом, «тропа зависимости» от символических структур солидарности или попытки радикального их переформатирования в процессе проводимой европейскими и российскими элитами политики памяти может стимулировать как совместимость структур солидарности, появления

пространств символической комплементарности, так и конфронтацию идентификационных символических кодов. Активизация маргинальных нарративов в символических структурах политической памяти ведет к легитимации насильственных стратегий и поведенческих моделей по отношению к «иным» или «другим» формам солидарного существования. К сожалению, процессы, происходящие в политических коммуникациях, демонстрируют рост актуальности предостережения Мэри Дуглас о рисках доминирования «социально безответственной» индивидуалистической солидарности.

Обозначенные выше эпистемологические посылки позволяют сделать несколько методологических выводов по поводу исследования феноменов, номинируемых в современном публичном дискурсе «политикой постправды». «Политика постправды», очевидно, сопряжена с практиками легитимации политической идентичности, происходящей на различных уровнях символической реальности. В связи с чем более перспективным представляется интерпретация «политики постправды» как специфической формы символической политики, связанной с легитимацией и делегитимацией политической идентичности сообществ в реалиях распада больших политических нарративов.

В процессе «политики постправды» происходит конструирование или деконструкция политической идентичности участников подобного процесса посредством мифоконструкций. Содержательно «политика постправды» нацелена на чувственно-эмоциональное обоснование политических идентичностей. Современный политический миф и его многообразные символические производные следует рассматривать не только как индикатор массовой «иррациональной» политической энергетики или целенаправленное разрушение «истин разума», но, прежде всего, как специфический процесс социального конструирования политических идентичностей на основе артикуляции повседневных практик солидарного существования. За критическим пафосом, нацеленным на развенчание «популизма» и «цинизма» акторов «политики постправды», нередко «выносятся за скобки» подлинные риски и креативные измерения современной политической мифологии, закладывающей семантические основания для новых гибридных форм политической солидарности, часто непредсказуемых в своем коммуникативном потенциале.