Константин Сонин - Когда кончится нефть и другие уроки экономики [львиная доля примечаний (сносок) отсутствует)]

Нельзя сказать, что вред протекционизма и его политическая природа были совершенно непонятны в начале XX века. Первые в этом веке американские президенты, Теодор Рузвельт и Уильям Тафт, выиграли выборы, пообещав снизить импортные тарифы. Как и большинство населения, подавляющая часть палаты представителей, нижней палаты американского парламента, была за их снижение. Но сенат США не зря устроен так, чтобы колебания общественного мнения не слишком сказывались на его составе и, значит, на его решениях. Сенаторы времен “позолоченной эры”, сами крупные бизнесмены, в течение трех десятилетий упорно защищали протекционистские меры. Как цинично заметил всесильный Нельсон Олдрич, лидер республиканцев в сенате, “это правда, что в программе Республиканской партии мы обещали изменение тарифов. Но разве мы говорили, что собираемся их снижать?”

В катастрофическом развитии событий в самом конце 1920-х, когда ведущие экономические державы начали буквально соревноваться в возведении торговых барьеров, значительную роль сыграла курсовая политика правительств. Те страны, которые сохраняли привязку национальной валюты к золоту, оказались в более трудном положении, чем те, которые привязывать не стали. Обесценивающаяся валюта улучшала внешнеторговый баланс (грубо говоря, разницу между доходами от экспорта и расходами на импорт) и делала собственное производство более конкурентоспособным. Политическое давление в пользу протекционистских мер становилось слабее. Отказ от золотого стандарта давал возможность проводить активную денежную политику и – что было необходимо во время Великой депрессии и очень важно и сегодня – давал центробанку возможность выступать в качестве кредитора последней инстанции. А если валюта привязана к золоту, то центральный банк не имеет возможности напечатать нужное количество денег, даже если есть острая необходимость поддержать банки.

Сейчас “золотого стандарта” нет, тем не менее политико-экономический механизм, способствующий появлению тарифных барьеров, остается на своем месте. Те государства, которые пытаются поддерживать завышенный курс национальной валюты – например, спасая банки, выдававшие кредиты в иностранной валюте, скорее займутся протекционизмом, чем те, которые позволили валюте девальвироваться. Впрочем, с начала кризиса практически все страны сделали шаги по порочному пути протекционизма.

Что известно экономистам о торговых барьерах? Во-первых, они перераспределяют богатство внутри страны – от потребителей товаров к хозяевам и сотрудникам компаний-производителей. Поскольку цена на продукцию заграничных конкурентов растет, например из-за тарифа, то повышается цена и на местную: за каждую единицу произведенной продукции отечественный производитель получает больше (при тех же издержках), а отечественный потребитель больше платит.

Во-вторых, несмотря на то что введение торговых барьеров ведет к потерям одних (потребителей) и выигрышу других (производителей), суммарный итог всегда отрицательный. Иными словами, помимо перераспределения богатства происходит его уменьшение.

В-третьих, те, кто выигрывает от протекционизма, как правило, политически организованы гораздо лучше, чем те, кто проигрывают. Просто потому, что, хотя первых мало, получаемый ими выигрыш от снижения конкуренции на рынке велик, а вторых, проигравших, много, и, хотя их суммарный проигрыш больше суммарного выигрыша производителей, на каждого потребителя приходится совсем незначительная доля издержек – вот он и не особенно беспокоится. Да и когда дело доходит до лоббирования законодателей и регуляторов, конечно, за ограничение конкуренции готовы платить куда больше, чем за конкурентное устройство рынка. Знаменитые институционалисты, Мансур Олсон и Гордон Таллок, придумали свои главные теории – специальных интересов (Олсон) и борьбы за ренту (Таллок), исследуя как раз экономику протекционизма.

В принципе, существуют некоторые экономические соображения и в пользу торговых барьеров в определенных отраслях при определенных обстоятельствах, а именно – если речь идет о только зарождающейся отрасли, которую стране по какой-то причине хочется иметь. Однако во время кризиса эти соображения не действуют: не стоит платить за защиту новых отраслей, не потому, что они не нужны, а потому, что сейчас, как никогда, трудно угадать, что же будет нужно в будущем. Помните миф о достижениях японского Министерства промышленности?