Франклин Фоер - Без своего мнения [Как Google, Facebook, Amazon и Apple лишают вас индивидуальности] [litres]

New Republic не мог сопротивляться силам истории, меняющим облик профессии, подобная судьба постигла и многие другие средства массовой информации. Кремниевая долина преуспела в том, чтобы заставить журналистику исполнять все ее капризы, потому что журналистика слаба. То же самое можно сформулировать более пристойно: журналистика любит подавать себя в качестве одной из опор республики, но опора эта новее остальных трех и не так хорошо вросла в землю. Газеты в Америке существуют 250 лет, но идея, что журналисты станут готовить новости бесстрастно, без уклона в сторону той или иной партии, в соответствии с канонами профессионализма – совсем новая вещь, ей едва исполнилось сто лет.

До недавнего времени история американской журналистики могла выглядеть как непрерывное успешное восхождение. Она началась с партийной полемики, когда даже строгих нравов издания типа New York Times и Washington Post были полны оскорблений в адрес оппонентов. (Washington Post появилась на свет в качестве рупора Демократической партии с главной задачей травить Ратерфорда Хейса, которого называла не иначе как «ваше Бесстыдство».) Но партийная полемика – детство прессы, и прежде, чем войти в период уважения, подобающего взрослому, ей нужно было пройти через подростковый период сенсационности. В XIX веке новое поколение баронов от журналистики (Уильям Рэндольф Херст, Джозеф Пулитцер) своими глазами увидело, какие огромные доходы может приносить желтая пресса – слишком истеричные, грязные сюжеты о преступлениях и слухах, снабженные обильными иллюстрациями и кричащими заголовками. Пресса, продающая сенсации, собирала внушительную аудиторию – потребительскую массу, которую можно было убедить покупать новые продукты, покидающие ворота заводов и заполняющие универсальные магазины. «Доллар был той силой, которая заставила газеты обратиться к сенсациям, оставив политические партии», – пишет историк медиа Майкл Шадсон.

Коммерциализация имела одно странное, неожиданное следствие. Только когда выживание газет стало полностью зависеть от рынка, журналистика сознательно освободилась от его оков. Журналистика стала стремиться к объективности и видеть свою задачу в том, чтобы говорить правду с большой буквы – не больше и не меньше. Для новообретенного возвышенного образа мыслей были вполне конкретные социологические причины. Реклама привела к взрыву численности газет – и, соответственно, к росту количества авторов и редакторов. Сотрудники газет стремились к тому, чтобы их профессия считалась уважаемой. Вместо того чтобы прикрывать правду и подчеркивать мнения, газетные авторы начали воспринимать себя как «репортеров» [78] Название профессии происходит от английского глагола “to report”, то есть беспристрастно сообщать, отчитываться. – Прим. перев. , аккуратно сообщающих действительное положение вещей. В середине XIX века интервью было экзотикой, ко времени начала Первой мировой войны оно стало неотъемлемой частью профессии. Рекламодателям тоже нравилась идея профессионализма. Они предпочитали продавать свой товар рядом с газетным материалом, содержащим как можно меньше спорных мнений и враждебных выпадов. Владельцам газет приятнее было бы использовать их как свои игрушки, но постепенно они смирились с новым стилем нейтрального, опирающегося только на факты репортажа и тем обеспечили своим газетам (и себе) дополнительную легитимацию.

Основополагающим текстом эпохи была книга «Свобода и новости» (“Liberty and the News”) Уолтера Липпмана. Будучи амбициозным молодым редактором New Republic, Липпман поддерживал Первую мировую, но реакция публики на конфликт приводила его в ужас. Он не мог предвидеть взрыва неприкрытой и отвратительной ксенофобии, последовавшего немедленно после того, как президент Вудро Вильсон призвал нацию к оружию. Это было «царство страха», подпитываемое «ураганом демагогии». Невежество публики потрясало его до глубины души, и вину он возлагал на прессу: «В буквальном смысле нынешний кризис западной демократии – это кризис журналистики». Современная жизнь стала отвратительной. Пропаганда и искажение истины стояли на пути поиска правды средним гражданином. Липпман, безоговорочный сторонник элитарного подхода, считал создание новой прессы одной из самых неотложных задач общества. Может быть, журналистика и двигалась в сторону профессионализма, но Липпман требовал ускорить шаг. Он призывал к созданию школ журналистики, чтобы поднять профессиональные стандарты на новый уровень, но в первую очередь он говорил, что пресса должна служить идеалу объективности.